Кстати, настоящий ребёнок тут тоже был — мелькнув в недрах коридора, он равнодушно глянул на Макса из-за мелких стёклышек очков и целенаправленно зарулили на кухню. Оттуда пахло его любимым вафельным тортом. Этого парня Максим бы точно не узнал — настолько детское лицо исказили прозрачные окуляры. Да и скорость передвижения у метеора явно снизилась — видимо, возраст даёт своё.
В кухонных дверях Вовка разминулся с высоким. Едва завидев гордый профиль которого Максим инстинктивно напряг спину — мужчина был сильно выше него. Хорошо, хоть телосложения он был достаточно скромного, и Максим ощутил небольшой прилив уверенности, ощущая свои широкие плечи.
Мужчина тем временем развернулся к нему, а Макс разочарованно понял, что это не мужчина, а парень. Чуть постарше него. Значит, брат девчонок. Который отчего-то не спешил двигаться ближе, а предпочитал оставаться в стороне, даже не делая к нему шага. И смотреть на него острыми глазами из-под мощных бровей.
Максим почувствовал, как поднимаются на затылке волосы, смешавшись и не зная, что делать. К счастью, заминка долгой не вышла — следом за парнем появился уж явно отец Жени и Тани (Максим смутно припомнил и его по лагерю), которого, оказывается, взрослый парень и пропускал вперёд.
У Максима немного отлегло. Он бы тоже пропустил отца первым. Наверное, этим они схожи.
Мужчина, очень похожий на парня, только ростом примерно с Макса, подошёл и протянул крепкую сухую ладонь.
— Стас, — широко улыбнулся он, и Максим сразу узнал на нём Женину улыбку. И глаза. И цвет волос.
— Максим, — в тон ему постарался ответить Макс, так и не дождавшись отчества Стаса.
А его руку уже перехватил брат девчонок.
— Слава, — деловито сообщил он и, отклонившись в сторону кухни, словно собирался встать на мостик прямо держась за Максима, но вовремя передумал, крикнул: — Мелкий!
Мелкий, не слишком довольный, вышел на зов — его как раз оторвали от любимых конфет с ореховой начинкой. Он напряжённенького официоза явно не разделял и, даже не глядя толком на Макса, явно больше интересовался всем, чем угодно. Но руку, как взрослый, пожал. И параллельно спросил у Таньки, зачем она накрасила себе глаза.
Все взгляды машинально переметнулись на Таньку, которая, как назло, сегодня решила навести марафет поярче, и теперь её и без того крупные глаза чем-то отдалённо напоминали павлиньи перья. Красиво, вообще-то. Просто непривычно.
Смущённая таким вниманием Танька стала розоватой и нахмурилась — слова для ответа отчего-то покинули её обыкновенно островатый язык. Видимо, незримым образом переместились к Женьке, которая против обыкновения сильным и уверенным голосом сообщила:
— Это я её накрасила, — чистая неправда. — И, по-моему, ей идёт.
То, что Женька является авторитетом в макияже никто сомнению подвергать не собирался, даже непосредственный Вовка. На том и порешили, прежде чем отправиться к накрытому столу.
Там Вовка уже «насидел» себе место, притащив самый высокий стул в зону прямой досягаемости большой вазы конфет. И подальше от чайника — он был из тез людей, что никогда не понимали смысла в чае. В отличие от смысла того, с чем его пить.
Вообще-то стол оказался маловат для такой внушительной компании. Даже в разложенном состоянии — Максим видел, как его длинные тонкие ножки бесконечно далеко от краёв столешницы, едва-едва прикрытой белой тканью. С размером скатерти тоже не рассчитали. А сам Максим не рассчитал с тем, с какой стати он вдруг любуется столовыми ножками и, тем более, столовой скатертью. Видимо, представление о собственной стрессоустойчивости у парня завышенное. И это в ситуации, когда ничего страшного, по большому счёту не происходит. Интересно, что было бы, начни принимающая сторона метать громы и молнии, причитать и клясть небеса при его виде?
Неожиданно живо представив себе эту картинку Максим не удержался и прыснул — чего с ним тоже, кстати, обычно не бывало. И тут же напоролся на недовольный Вовкин взгляд. Он как раз подвергся «гонениям» с насиженного места — под предлогом тесноты Слава сместил его стул на самый угол стола, и теперь бедный ребёнок был ещё дальше от почти осуществившейся мечты в виде доступных сладостей. А тут ещё какой-то хрен с горы над ним смеётся. Мироздания явно было против этого рыжего, веснушчатого создания. Максим, несмотря на внутренне напряжение и внешнюю весёлость, почувствовал себя виноватым. И постарался загладить воображаемую вину:
— Ты вроде бы динозаврами увлекаешься? У меня есть с ними альбом. С наклейками. Почти заполненный. Хочешь — могу отдать.
По возрасту Вовке, конечно же, не полагалось знать, что такое «альбом с наклейками» и чем он ценен. Но, видимо, какой-то мальчишеский бог, раздающий детям интересы, подсказал ему заинтересоваться предложением. А может, это была простая детская жадность.
— С динозаврами? — уточнил он, с лёгким недоверием глядя Максима. Он был достаточно взросл и закалён общением со Славкой, чтобы не доверять взрослым без оглядки. — И там кентрозавр есть?
— Есть, — кивнул Максим. — И даже компсогнат.