Странная фотография (Непутевая семейка - 2)

- Понимаешь, раньше мама так радовалась, что папа в гору пошел, что в Москву переехали, в квартиру новую - гордилась так, всем своим подругам звонила, рассказывала... А теперь все не по ней - и квартира ей разонравилась, и я, и даже... даже папа! В общем, все не так! Говорит, что у неё не жизнь, а тоска, что у других мужья вечерами дома и по выходным можно вместе сходить в театр или там в ресторан... А мы, говорит, никуда вместе выйти не можем как приличная семья, потому что у нас папа вечно занят и ему не до нас. Вот так приблизительно.

- Да, дела... - протянул Костя.

- Нет, я её понимаю, - вдруг Люба вскочила с лавочки и принялась кружить вкруг неё кругами. - Хочется, конечно, куда-то всем вместе... но у нас папа очень занят - он работает с утра до ночи.

- А ещё какие-нибудь странности были, кроме этого окна? Потому что, то, что ты говоришь - это нормально по-моему. Знаешь, бывает, что предки бунтуют. Может, мама твоя плохо себя чувствует. Погоди немного - пройдет.

- Да нет, ты не понимаешь! - воскликнула Люба и от нетерпения притопнула стройной ножкой. - Моя мама... она никогда бы прежде меня не ударила! Она могла вспылить, закричать, но так... И потом, она же знает, что я во всем этом не виновата - я-то вижу. Она в глубине души понимает, что в доме творится что-то дикое и я тут совсем не при чем. Ладно, ты видно в таких вещах не разбираешься, а мне показалось...

- Что тебе показалось? - переспросил Костя, холодея, - ещё миг, и его чудо исчезнет, разочаровавшись в нем, - улетит как вспугнутая птичка, и больше он её никогда не увидит.

- Не важно. Пойдем, проводишь меня до дому - поздно уже. Мама начнет беспокоиться. Ох, как же домой идти неохота!

- Люба, ты вот что, - Костя лихорадочно думал, что ей сказать, чтобы продолжить знакомство. - Ты начни вести записи - ну, дневник! И записывай все, что тебе покажется странным, необычным - в общем, все, что из ряда вон! До малейшей мелочи: вот, например, сегодня эта вещь тут лежала, а завтра её нет - завтра она совсем в другом месте находится. И спроси потихонечку маму: не брала ли она её, не перекладывала ли... Начни дом исследовать. В какой комнате этот полтергейст слабее, в какой - сильнее. Поняла?

- И что дальше?

- А дальше посмотрим.

- А что мы посмотрим? И куда посмотрим? Смотреть-то некуда - просто жизни никакой нет! Вот тебе и все смотрины...

Они побрели через парк - не по дорожкам, а прямо по влажной земле, усыпанной палой листвой. От земли тянуло прелью, сыростью, и эти запахи осени навевали щемящую грусть. Косте внезапно захотелось расплакаться как маленькому, потом громко расхохотаться, он почти не владел собой - так подействовала на него встреча с этой длинноногой девчонкой с гиацинтовыми глазами. Внезапно он кинулся от неё прочь, и торопливо, судорожно принялся подбирать с земли упавшие листья. Набрав охапку палого золота и багрянца, он протянул её Любе.

- Ты чего это? Зачем?

- Тебе! - только и смог выдавить Костик немеющими губами.

- Мне не нужно. Отдай это своей девочке - у меня весь дом от букетов ломится! И у нас в вазах не такие цветы, не такая... падаль - у нас розы и орхидеи! А других цветов мы с мамой не признаем. И вообще, очкарик, чего ты ко мне привязался, а? - её голос сорвался на крик, в нем зазвенели истерические нотки. - Отстань от меня, я тебя по-хорошему прошу, а то позову Володю и он живо с тобой разберется!

Люба резко повернулась и побежала прочь. Косте показалось, что она плакала на бегу, жалобно, чуть не навзрыд. Он, не помня себя, инстинктивно рванулся за ней и бежал до тех пор, пока Люба не скрылась в своем подъезде. В этот подъезд ему хода не было - только теперь Костя понял, где она живет: этот дом номер два по Весковскому переулку вызывал у старожилов района глухое, плохо скрытое раздражение. Наводненный охранниками, буравящий прохожих глазками видеокамер, установленных в каждом подъезде, этот светло-кремовый монстр под зеленой крышей с застекленными лоджиями и чугунными решетками, перекрывавшими закрытый двор, населяли "сильные мира сего" - банкиры. Их жители района, люди по большей части простые и небогатые, недолюбливали и побаивались, а на дом поглядывали с плохо скрытой завистью и злобой.

Так значит, его чудо - Люба-Любушка - жила именно в этом доме! А это значило, что их разделяла стена, которую не преодолеть ни приступом, ни прыжком, ни ползком... И расстояние, разделявшее их: парня в стоптанных старых кроссовках, которому не привыкать питаться одними макаронами с кетчупом, и её - девчонку, у которой две машины, личный шофер и в вазах одни только розы и орхидеи, - это расстояние не измеришь обычной мерой длины - ни милями, ни километрами... Его вообще невозможно измерить!

Костик стоял, тупо уставясь на дверь Любиного подъезда, и прижимая к себе разлохматившийся букет. Листья потихоньку выскальзывали из его рук и одно за другим - падали к ногам на асфальт.

- Э, парень, чего стоишь - давай-ка отсюда! - вывел его из прострации дюжий охранник в черном берете.