Странная история дочери алхимика

Я ничего не помню о своей жизни до того момента, когда я очнулась на операционном столе моего отца. Только отдельные картины, словно вспышки: моя матушка, вдова, для которой я всегда была лишним ртом и обузой, сидит в кресле-качалке у огня, рядом с ней – мой брат и маленькие сестры… Матушка носила выцветшее черное платье с белым кружевным жабо и выглядела куда старше своих лет. Огромное имение Франкенштейнов на берегу Женевского озера, стены из серого камня – на фоне величественных гор, чьи вершины покрыты вечными снегами… По весне мы собирали на склонах дикие цветы и плели венки друг для друга, и для кухонной прислуги, и для горничных, и даже для толстой старой кухарки. Только экономка была слишком важной, чтобы надевать на голову наши немудрящие цветочные украшения… Потом – зал суда, где я была осуждена на смерть, и лица добропорядочных граждан Женевы, такие торжественные под белыми париками, смотревших на меня, как на зловредное насекомое, самое ничтожное из творений Господних…

Я не помню своего детства и юности, прошедшей в доме Франкенштейнов. Но потом отец рассказал мне мою историю: меня отдали в услужение в имение, когда я была не старше Элис. Со мной хорошо обращались, я была словно бы еще одним членом семейства Франкенштейнов. Его матушка любила меня, а его кузина Элизабет, которая тоже росла в этом доме, считала меня чуть ли не младшей сестренкой. Я была нянькой мальчикам семьи Франкенштейн – сперва нянчила малыша Эрнеста, потом – самого младшего из всех, Уильяма. Старший брат, Виктор, мой будущий отец, тогда уже заканчивал школу и собирался поступать в университет. Он рассказал мне, что я была счастливой девушкой со звонким смехом, что у меня были золотые волосы и глаза цвета летнего неба над Лозанной. Так он говорил – но я всего этого не помню.

В один ужасный день Уильяма нашли мертвым, задушенным в чаще леса. Всех нас обыскали и нашли среди моей одежды медальон, который малыш носил на шее, – медальон с портретом его матушки. Меня осудили за убийство – меня, которая заботилась о нем с самого его рождения, которая не тронула бы и волоска на его голове!

Уильяма убил Адам в приступе ярости: малыш повстречал его на прогулке в лесу, осмеял его, обзывал уродом и людоедом. Позже Адам признался в этом моему отцу – признался и в убийстве, и в том, что это он подбросил медальон в карман моего фартука. Он был виновен в смерти Уильяма – и в моей тоже. Но суд ничего не знал о существовании Адама, так что меня приговорили к смерти и казнили через повешение.

Кэтрин: – Франкенштейн должен был сказать им правду.

Жюстина: – Мы с тобой уже не раз об этом спорили. Он не мог признаться судьям, что он, студент университета, создал человека из частей трупов и оживил его. Ему бы никогда не поверили.

Кэтрин: – Он должен был найти способ, представить доказательства. Его семья была одной из самых богатых и влиятельных в регионе. Франкенштейны должны были защитить тебя.

Жюстина: – Но они ведь поверили в мою виновность. Только мой отец знал правду. Не забывай, я же созналась в убийстве. Не нужно было этого делать, но тюремный священник сказал, что даст мне отпущение грехов, только если я признаюсь в преступлении. И я подумала, что без отпущения не смогу войти в Царствие Небесное и предстать перед Богом, которому ведомо, что я невинна, как цветок на горном склоне. Теперь я понимаю, что Бог милосерден и понял бы меня в любом случае, но тогда мне было семнадцать, и я была очень напугана.

Кэтрин: – Все не могу решить, кто из наших заслуживает звания худшего отца в мире – Франкенштейн, Раппаччини, Джекилл или Моро?

В ночь после моего повешения Адам явился к моему отцу и угрожал ему. Он требовал оживить меня, сделать из меня чудовище, подобное ему. А если отец не согласится, Адам грозил убить всех прочих членов его семьи – одного за другим.