Удалившись в свою комнату, Кэтрин захлопнула за собой дверь, желая побыть в одиночестве. В конце концов, она же хищник-одиночка, замкнутый и неконтактный, разве не так? Выделенная ей комната раньше принадлежала миссис Джекилл, и на всем здесь лежала печать утонченной женственности: голубые шелковые занавески по цвету сочетались с покрывалом на кровати, мебель была на тонких выгнутых ножках, которые будто замерли в танце… Кэтрин испытала острое желание порвать все это когтями. Эта спальня слишком сильно напоминала ей дом леди Тиббетт. Она наконец скинула с плеч сюртук Холмса, который так и оставался на ней со вчерашней ночи – ночи, казалось, окончившейся тысячу лет назад. Наверное, в этом шкафу ей удастся найти себе какую-нибудь другую одежду? Она отыскала панталоны и вышитую сорочку. Сгодится.
Кэтрин открыла окно, выходившее на внутренний дворик, отделявший дом от лаборатории, где сейчас, наверное, спала Беатриче. Кэтрин взглянула наверх и увидела водосточную трубу, проходившую мимо второго этажа на крышу. Интересно, насколько она крепкая? Выдержит ли труба ее вес?
Женшина-кошка вспрыгнула на подоконник и ухватилась за трубу. Та была толстой и хорошо держалась, скорее всего, выдержит – вот только поднималась она всего лишь до помещения, которое Кэтрин определила как ванную на верхнем этаже, а может, и туалет. Если удастся добраться до того места, где водосточная труба уходит под оконную раму, а оттуда подтянуться и схватиться за водоотвод… Несколько мгновений – и Кэтрин уже была на крыше и стояла между дымовых труб. День был ясный – то есть ясный для Лондона, конечно – и ей открывался хороший вид на крыши окрестных домов, простиравшихся во все стороны, как верхний город. Лондон казался бесконечным.
Кэтрин прошла по крыше из конца в конец, чувствуя дикую радость от того, что она выше всех и смотрит на город сверху вниз – такой же восторг пума могла ощущать на вершине скалы в Андах, пока ее не поймали и не отдали доктору Моро, который превратил ее в человеческую женщину. С одной стороны простирались поля крыш, с другой зеленел Риджентс-парк, кроны деревьев колыхались на ветру. До чего же непредсказуема жизнь! Вот она, существо, рожденное в горах Аргентины и заново родившееся на острове доктора Моро. А теперь она оказалась здесь, в центре самого большого города в мире.
Где-то в городских джунглях скрывался Эдвард Прендик. Однажды они встретятся вновь, и тогда Кэтрин перегрызет ему горло.
Диана: – И вы все еще обзываете меня агрессивной!
Кэтрин: – Но мне агрессия присуща по моей природе. Я ведь пума, ты не забыла?
Диана: – И хотелось бы забыть, да ты не даешь.
А что же ей делать сейчас? Остаться здесь? Кэтрин могла свободно идти куда угодно, умела выживать при любых условиях… но вот Жюстине необходим был дом. И этот конкретный дом пока сгодится – по крайней мере на время. В конце концов, Кэтрин вполне неплохо себя чувствовала в цирковом братстве. Наверное, ее человеческая часть, та, что сотворил Моро, нуждалась в обществе других людей. Да, еще придется сказать Лоренцо, куда подевались двое из его артистов. Он ведь всегда обращался с ними хорошо и теперь заслуживал знать правду – пусть не всю правду, но хотя бы то, что они с Жюстиной нашли себе иное пристанище. И собираются начать новую жизнь. Которая кое в чем будет достаточно сильно напоминать цирковую… Ведь и в цирке, и на Парк-Террейс собралось вместе достаточно чудовищ.
Кэтрин: – Да, Мэри, я помню, что тебе не нравится это слово. Но я все равно собираюсь его использовать. Так что можешь не тратить время зря и не портить мою историю своими возражениями.
События минувшей ночи утомили Кэтрин меньше, чем остальных, – в конце концов, она была ночным хищником. Но даже она нуждалась в отдыхе. Так что она спустилась обратно по водосточной трубе и через окно вернулась в комнату, забралась под голубое шелковое покрывало на кровати и уснула, неспокойно ворочаясь, – ей снилась охота на оленя на крутых склонах Анд.
Жюстина: – Мне очень нравится литературный стиль Кэтрин. Он, конечно, драматичен, порой даже слишком драматичен. Но зато я могу видеть происходящее ее глазами, чувствовать то, что чувствует автор, – как животное, трансформированное доктором Моро. Думаю, у нашей Кэтрин огромный писательский талант.