Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

I was still so engaged when, in one of my more wakeful moments, my eyes fell upon my hand.	Я все еще был занят этими мыслями, как вдруг в одну из минут пробуждения случайно взглянул на свою руку.
Now the hand of Henry Jekyll (as you have often remarked) was professional in shape and size: it was large, firm, white and comely.	Как вы сами не раз говорили, рука Г енри Джекила по форме и размерам была настоящей рукой врача крупной, сильной, белой и красивой.
But the hand which I now saw, clearly enough, in the yellow light of a mid-London morning, lying half shut on the bedclothes, was lean, corder, knuckly, of a dusky pallor and thickly shaded with a swart growth of hair.	Однако лежавшая на одеяле полусжатая в кулак рука, котрую я теперь ясно разглядел в желтоватом свете позднего лондонского утра, была худой, жилистой, узловатой, землисто-бледной и густо поросшей жесткими волосами.
It was the hand of Edward Hyde.	Это была рука Эдварда Хайда.
I must have stared upon it for near half a minute, sunk as I was in the mere stupidity of wonder, before terror woke up in my breast as sudden and startling as the crash of cymbals; and bounding from my bed I rushed to the mirror.	Я, наверное, почти минуту смотрел на нее в тупом изумлении, но затем меня объял ужас, внезапный и оглушающий, как грохот литавр, вскочив с постели, я бросился к зеркалу.
At the sight that met my eyes, my blood was changed into something exquisitely thin and icy.	При виде того, чго в нем отразилось, я почувствовал, что моя кровь разжижается и леденеет.
Yes, I had gone to bed Henry Jekyll, I had awakened Edward Hyde.	Да, я лег спать Генри Джекилом, а проснулся Эдвардом Хайдом.
How was this to be explained? I asked myself; and then, with another bound of terror-how was it to be remedied?	Как можно это объяснить? спросил я себя и тут же с новым приливом ужаса задал себе второй вопрос: как это исправить?
It was well on in the morning; the servants were up; all my drugs were in the cabinet-a long journey down two pairs of stairs, through the back passage, across the open court and through the anatomical theatre, from where I was then standing horror-struck.	Утро было в разгаре, слуги давно встали, все мои порошки хранились в кабинете, отделенном от того места, где я в оцепенении стоял перед зеркалом, двумя лестничными маршами, коридором, широким двором и всей длиной анатомического театра.
It might indeed be possible to cover my face; but of what use was that, when I was unable to conceal the alteration in my stature?	Конечно, я мог бы закрыть лицо, но что пользы? Ведь я был не в состоянии скрыть перемену в моем телосложении.
And then with an overpowering sweetness of relief, it came back upon my mind that the servants were already used to the coming and going of my second self.	Но тут с неизъяснимым облегчением я вспомнил, что слуги были уже давно приучены к внезапным появлениям моего второго "я".
I had soon dressed, as well as I was able, in clothes of my own size: had soon passed through the house, where Bradshaw stared and drew back at seeing Mr. Hyde at such an hour and in such a strange array; and ten minutes later, Dr. Jekyll had returned to his own shape and was sitting down, with a darkened brow, to make a feint of breakfasting.	Я быстро оделся, хотя моя одежда, разумеется, была мне теперь велика, быстро прошел через черный ход, где Брэдшоу вздрогнул и попятился, увидев перед собой мистера Хайда в столь неурочный час и в столь странном одеянии, и через десять минут доктор Джекил, уже обретший свой собственный образ, мрачно сидел за столом, делая вид, что завтракает.
Small indeed was my appetite.	Да, мне было не до еды!