– Знаю, – ответил он. Понадобилось приличное усилие воли, чтобы выровнять голос и придать ему хоть немного теплоты. – Я сегодня весь день провел в Телеландии, где все телелюди живут. Труднее всего туда попасть. Тебя до того ужимают, чтоб ты стал очень-очень маленьким и смог уместиться внутри телевизора.
Джордж захихикал. Смех его звучал до того приятно, что причинял Келлауэю боль. Ему захотелось усадить сына на колени, обнять его так, чтоб тот вскрикнул и попытался высвободиться. Захотелось поехать с Джорджем на пляж и показать ему, как стрелять по бутылкам. Джордж крепко сжимал бы кулачки и пускался в пляс каждый раз, когда разлеталась бутылка. Келлауэй мир бы разнес, чтоб увидеть, как пляшет Джордж.
– Это неправда, – сказал Джордж.
– Правда. Сначала тебя делают очень-очень маленьким, а потом ты берешь билет и едешь в Телеландию на паровозике Томас. Я всю дорогу сидел рядом с одним из Телепузиков.
– Не может этого быть.
– А вот и сидел. По правде.
– С каким из них?
– С желтым. Он пахнет, как горчица.
Джордж опять хихикнул.
– Мамочка говорит, ты спас людей, чтоб они не умерли! Она говорит, что там была плохая тетя, а ты ее сразу застрелил, прямо – пах! Так и было?
– Так и было. В точности.
– О’кей. Здорово. Я рад, что ты застрелил ту плохую тетю. – Вновь послышалось удаленное кудахтанье: опять появилась Фрэн. Джордж выслушал ее, потом сказал: – Мне надо ужинать и спать ложиться.
– Верно. Иди ужинай. Я люблю тебя, Джордж.
– Я тебя тоже люблю.
– Передай трубку опять маме.
– Тетя Фрэн хочет поговорить с тобой.
Не успел он ответить, как в телефоне опять зашумело. Потом с того конца линии донесся чей-то другой голос. Даже дыхание Фрэнсис было неприятным – тяжелое, медленное и натужное.
– Слышь, Рэнди, – раздалось в трубке. – Суд запретил тебе говорить с моей сестрой.
– Она сама мне позвонила, – терпеливо ответил он. – Никакой суд не запрещал мне отвечать на звонки на мой собственный телефон.
– Тот же суд запретил тебе иметь оружие.
– То оружие, – сказал он, – лежало за стойкой вьетнамского ресторана в дворике закусочных, и я попросил его. То был пистолет мистера Нгуена. Копы убрали эти сведения из новостей, чтобы защитить не меня, а его. Он здесь по визе, а владение оружием могло бы сильно попортить его отношения с иммиграционными властями. Впрочем, двигай дальше. Поднимай бучу. Заставь полицию депортировать малого, давшего мне оружие, которое мне было нужно, чтобы остановить массовое убийство людей. Вот уж станешь ты героиней так героиней! Я хочу поговорить со своей женой. – Ложь свою он еще раньше продумал хорошенько и чувствовал, что не Фрэн с ее хилыми силенками нападать на него.
И оказался прав: та даже не попыталась. Вместо этого накинулась там, где было полегче:
– Она тебе больше не жена.
– Жена, пока я не увижу документов о разводе.
Фрэнсис втянула в себя воздух. Он себе ясно представлял: ноздри сузились на кончике ее длинного изогнутого носа. Черты лица у них с Холли были похожи, только у Фрэн были чуточку искажены, а потому она напрочь была лишена красоты, которая отличала Холли. Рот у Холли был мягкий, податливый, а глаза светились чувством и внутренним желанием радовать. Глаза же Фрэнсис были пустыми и усталыми, вокруг губ ее пролегли глубокие морщины. Холли легко дарила объятия. Обниматься с Фрэнсис не захотел бы никто: от крепких, как сталь, кончиков ее твердых маленьких титек, глядишь, и синяки остались бы.
– Ты, может, думаешь, что вправе воспользоваться этим, чтобы еще поговорить с ними, – заговорила Фрэнсис. – Так не получится. Ни она больше к телефону не подойдет, ни он. Ни за что, после того, что ты им устроил.
– Я сегодня то устроил, – сообщил он ей, – что жизни спас. Я сегодня то устроил, что пристрелил бешеную бабу, прежде чем та лютую бойню устроила.
– Тебе придется еще одну бешеную бабу пристрелить, прежде чем ты хотя бы приблизишься к ним. Потому как тебе придется меня убить, чтобы отнять их.
– Что ж, – сказал он ей, – от этого точно еще больше бы пользы стало, так ведь?
Он повесил трубку.
Он не ждал, что она перезвонит, но телефон задрожал у него в руке спустя мгновение, он еще трубку отпустить не успел. Фрэнсис терпеть не могла, чтобы за кем-то оставалось последнее слово.
– Дай язычку своему передохнуть, – сказал он, – побереги его, чтоб попозже лярве какой дупло вылизать.
На другом конце повисло неловкое молчание. Затем какой-то молодой человек произнес:
– Мистер Келлауэй? Меня зовут Стэнли Рот, я режиссер с программы «Разные истории», на Эн-би-си, слышали? Ну, скажу я вам, нелегко было ваш телефон добыть. Вы – Рэндал Келлауэй, да?
Много времени, чтобы перенастроиться, не понадобилось.
– Я смотрю ваше шоу. Вы же ту передачу делали про арбузы, полные наркотиков, в округе Орандж.