Странная практика

Фасс сидел на полу туннеля, раздетый до пояса, а Грета осматривала его спину. Когда она стерла кровь, там остался только небольшой красноватый синяк, в том месте, куда вошел кинжал: никакого шрама, вообще никаких признаков того, что целостность кожи была нарушена. Она провела по нему пальцами: почти нет припухлости. И постоянные хрипы в его дыхании, похоже, прекратились: когда Грета прижалась ухом к его спине, звуки в легких оказались намного чище, чем когда бы то ни было.

– Я хочу сказать, – добавил он, безутешно ковыряя пальцем неровную дыру на спине пиджака, – что они могли бы быть поделикатнее.

Рубашка тоже восстановлению не подлежала, но, похоже, это его не так сильно расстраивало.

– А что, ты предпочел бы, чтобы они разрешили тебе снять пиджак, а уже потом закололи? – осведомилась Грета, садясь прямее. Она все еще была в ярости, но врачебный интерес к тому, что только что произошло, пока был сильнее потребности наорать на него. – «Подождите минутку, мистер Маньяк, я не хочу запачкать кровью мой нарядный костюм»?

– Ну да, – отозвался он, словно это было совершенно очевидно и разумно. – Меня починить можно, а вот хорошо сшитый костюм найти очень трудно.

– Починить, – повторила она. – А почему ты не сказал мне, что сможешь… что?.. вернуться обратно к жизни? Та… личность… сказала, что ты ее призвал.

– Угу… – ответил Фаститокалон, морщась, – я и правда извиняюсь, мне казалось, что ты знаешь… Я не думал, что ты так встревожишься…

– Ты считал, что я знаю? А откуда мне было знать?

– Я подумал, что Уилферт тебе говорил, – объяснил он. – И я не помню, чтобы кого-то призывал, но, видимо, эта штука насчет малых птиц действительно правда: Сэм, похоже, почувствовал, что у меня неприятности, и решил явиться и помочь.

– Насчет малых птиц… – повторила Грета, едва успев остановить руку, потянувшуюся заправить волосы за уши: пальцы у нее все еще были в вязкой крови Фаститокалона.

Отец об этом знал? И не потрудился ей рассказать?!

– Угу, – снова подтвердил тот. – Он знает, где находятся все его демоны, постоянно. Кажется, он чувствует себя немного виноватым во всей той истории с Асмодеем, когда меня изгнали. Время от времени он пытается убедить меня вернуться в Ад на постоянной основе.

– А ты не хочешь? – уточнила Грета.

– Дело не в хотении, – печально ответил Фасс. На его лице появилась хоть какая-то краска, но Грете цвет все равно казался нездоровым. – Я уже не тот, кем был. Это больше не дом, мне там теперь нет места, как бы я по нему ни тосковал. И здесь мне тоже нет места, но я пробыл здесь уже так долго, что трудно представить себе жизнь где-то еще.

Грета посмотрела на него: серого, без рубашки, помятого, в крови, с полными колтунов волосами, которые он обычно идеально приглаживал, – и у нее полились слезы. Он сдавленно выругался и потянулся к ней – и Грета не стала отталкивать поддержавшую ее худую руку. Она на мгновение опустила веки, стараясь успокоиться, совладать с собой.

Когда она почувствовала, что может говорить, то сказала:

– Тебя надо отсюда увести. И остальных. Ратвен и Варни выглядят отвратительно, мне нужно ими заняться, и нам всем надо убираться из этого проклятущего туннеля к чертям, пока еще кто-то не заявился. Я… ой, мать!..

– Что такое? – спросил Фаститокалон, отпуская ее. – Что случилось?

– Особняк Ратвена! – вспомнила она. – Его подожгли! Монахи. Надеюсь только, что Кри-акху и остальным удалось благополучно уйти, но… Фасс, он же поручил дом мне, а тот сгорел дотла… Ратвен будет в отчаянии…

– Ты же ничего точно не знаешь, – возразил он, однако сильно побледнел. – Может, он разрушен, а может, только поврежден – этого никак не узнать, пока мы там не окажемся и не посмотрим. Не надо заранее переживать. Но я согласен: нам следует покинуть данное обиталище. Если ты поможешь мне встать, то я, наверное, буду способен на самостоятельное хождение.

Грета кивнула и, встав, протянула Фассу обе руки. Пришлось довольно сильно его потянуть; поднявшись, он смог держаться на ногах довольно устойчиво – однако она была очень рада увидеть, как невероятный шеф Фаститокалона выводит из-за угла всех остальных. Грета понятия не имела, что он сотворил с помощью своего светового шоу, однако оно подействовало, и – на случай внезапного ухудшения состояния Фасса – ей хотелось, чтобы Сэмаэль был под рукой с его странными глазами и прочим.

Она всмотрелась в остальных и содрогнулась. Ратвен выглядел отвратительно. Хуже, чем когда бы то ни было на ее памяти: лицо у него было ярко-малиновым, опухшим, покрытым волдырями, огромные серебряные глаза покраснели и блестели от слез. Она прикинула, сколько ультрафиолета должен был испускать тот выпрямитель и какой ущерб он должен был нанести – при таком уровне чувствительности более наглядного примера солнечного отравления невозможно было себе представить. Вампир опирался на Варни, который тоже выглядел отвратительно, но в значительно меньшей степени.