Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам

Возможно, европейский образ жизни, культура и мировоззрение сохранятся в небольших районах. По уже сложившейся схеме, в некоторых сельских районах иммигранты предпочтут не жить, а неиммигранты будут отступать. Те, у кого есть ресурсы, как это уже происходит, смогут поддерживать схожий образ жизни еще некоторое время. Менее обеспеченным придется смириться с тем, что они живут не в месте, которое является их домом, а в месте, которое является домом для всего мира. И в то время как приезжих будут поощрять придерживаться своих традиций и образа жизни, европейцам, чьи семьи живут здесь уже несколько поколений, скорее всего, будут продолжать говорить, что их традиции — это угнетающая, устаревшая традиция, даже если они будут составлять все меньшее и меньшее меньшинство населения. Это не научная фантастика. Просто такова нынешняя ситуация в большей части Западной Европы и таково будущее континента, согласно демографическим прогнозам.

И хотя наши общества интегрировали людей лучше, чем некоторые опасались, мы все-таки не такие уж великие плавильные котлы, в которые можно бесконечно вливать что угодно и кого угодно, и результат всегда будет одинаковым. Возвращаясь к аналогии с кораблем Тесея, можно сказать, что корабль остается кораблем, только если он остается узнаваемым. Для этого, когда корабль нуждается в починке, его необходимо отремонтировать, используя узнаваемые части, которые вписываются в целое. Но европейское общество сегодня все менее узнаваемо, и те шансы, которые у него были на сохранение целого, были потеряны, когда оно решило вести войну по собственному проекту. Куски корабля, которые были добавлены, не были тщательно отобраны и не соответствовали старым формам. Скорее, по замыслу и некомпетентности правительства корабль был разорван на части, а все, что встало на его место, было вбито в него ломами и до сих пор называется Европой.

Тем не менее, политическое руководство Европы будет ходить вокруг да около одних и тех же неудачных и противоречивых идей и повторять одну и ту же ошибку. Вот почему аналогия, представленная мне в Бундестаге, имеет большое значение. Мой немецкий собеседник представил Европу как комнату, в которую нужно пустить человека, находящегося в смертельной опасности в коридоре снаружи. Политики от Британии до Швеции иногда любят заявлять, что наша комната — это большая территория, которую мы могли бы легко забетонировать, чтобы разместить на ней всех нуждающихся в мире. Но наши общества не такие. Любая разумная политика в области иммиграции и интеграции должна была бы учитывать, что, хотя этот корабль Европы может время от времени спасать терпящих бедствие людей из окружающих нас морей, наступает момент — когда мы принимаем на борт слишком много людей, принимаем их слишком быстро или принимаем тех, кто имеет дурные намерения, — когда мы опрокидываем единственное судно, которое есть у нас, народов Европы.

Во время миграционного кризиса не только активисты движения «Открытые границы» считали, что привлечение всего мира на борт — разумная политика. Это были члены греческого правительства и правящих партий по всей Европе. Некоторые верили в это как в идеологию. Другие просто не могли найти разумного морального способа отказать во въезде жителям всего мира. Другие пытались найти оправдание. После голосования Великобритании за выход из ЕС Дэниел Корски, бывший заместитель директора отдела политики Дэвида Кэмерона, вспоминал, как до голосования европейские партнеры Британии пытались убедить страну принять больше мигрантов, используя, в частности, аргумент, что мигранты платят больше налогов, чем потребляют общественных услуг. Даже в этот момент — в разгар кризиса — континент опирался на старую и недоказанную ложь. Еще хуже то, что Корски заявил: «Мы так и не смогли опровергнуть эти аргументы», утверждая, что, хотя они искали, «не было никаких веских доказательств».[248] Доказательства — если бы они искали должным образом — были повсюду вокруг них. Они могли бы зайти в школы по месту жительства, в отделения скорой помощи любой местной больницы и поинтересоваться, как все эти приезжие могли уже оплачивать свое проживание. Именно этим вопросом задавался британский народ. Только их представители оставались безучастными, нелюбопытными или отрицающими.