Могут ли правительства и дальше уклоняться от последствий своих действий и бездействия? Возможно, в некоторых странах так и будет. Другие могут цинично сменить курс в одну секунду. Во время этого кризиса я разговаривал с одним французским политиком из правого центра, который с трудом находил какие-либо остаточные различия между иммиграционной политикой своей партии и политикой Национального фронта. На вопрос о том, как он будет решать конкретные проблемы, связанные с людьми, которые уже являются гражданами страны, он с удивительной невозмутимостью ответил, что «вероятно, придется изменить некоторые пункты конституции». Возможно, циничные захваты земли в борьбе за политические позиции станут обычным делом. Вместо какой-либо более значимой политики немецкие политики уже предложили, чтобы граждане с двойным гражданством, воюющие с иностранными террористическими группировками, лишались немецкого гражданства. Дания ввела закон, позволяющий властям изымать у мигрантов ценные вещи, чтобы покрыть расходы на их пребывание в стране. И везде вопрос о том, что делать с людьми, которые подрывают государство, проходит через различные итерации дебатов. В настоящее время все страны отказываются нарушать международное право, делая людей апатридами, но преобладает ощущение, что до полного изменения правил игры в Европе осталось не более одного теракта. В этот момент европейцы могут выбрать в качестве судьи практически кого угодно.
Возможно, в одной из европейских стран в ближайшем будущем к власти придет партия, которую раньше называли «крайне правой». Возможно, впоследствии к власти придет еще более правая партия. Одно можно сказать наверняка: если политика станет плохой, то это произойдет потому, что идеи становятся все более плохими. А если идеи станут плохими, то это произойдет потому, что риторика станет еще более плохой. После нападения в Кельне и других подобных терактов можно было услышать, как ухудшилась риторика на периферии. Уличные движения стали говорить о всех прибывающих в Европу как о «насильниках». В Париже я встретил выборного чиновника, который назвал всех мигрантов «рефу-джихадистами». Это были не только забавные, но и оскорбительные термины для тех, кто не понаслышке знал, что некоторые из прибывших спасались от изнасилования или джихада. Но такое ухудшение языка кажется неизбежным после периода нечестности с другой стороны. Если долго притворяться перед лицом очевидных доказательств, что все прибывающие на континент — это просители убежища, то в конце концов возникнет движение, которое будет считать, что никто из них таковым не является.
В некотором смысле удивительно, что такое движение еще не началось всерьез. При этом общественное мнение продолжает неумолимо двигаться в одном направлении. В 2010 году немецкий политический класс как можно громче забеспокоился по поводу опросов общественного мнения, согласно которым 47 % немцев не считали, что исламу не место в Германии. К 2015 году число мусульман в Германии снова выросло, но вместе с ним выросло и число людей, считающих, что исламу там не место. В 2015 году эта цифра выросла до 60 процентов. К следующему году почти две трети немцев заявили, что исламу не место в Германии, и только 22 процента населения отметили, что эта религия является неотъемлемой частью немецкого общества.[253]
В феврале 2017 года, после того как новый американский президент попытался ввести временные ограничения на поездки граждан из семи нестабильных стран с мусульманским большинством, Chatham House опубликовал исследование мнений европейцев. Лондонский аналитический центр спросил 10 000 человек в десяти европейских странах, согласны ли они или не согласны с утверждением: «Вся дальнейшая миграция из стран с преобладающим мусульманским населением должна быть остановлена». Большинство населения в восьми из десяти стран, включая Германию (), согласились с этим утверждением. Британия оказалась одной из двух европейских стран, где желание остановить дальнейшую миграцию мусульман в страну осталось мнением меньшинства. В Великобритании только 47 % населения согласились с этим утверждением.[254]Европейцы оказались в положении, когда они недостаточно верят в свою историю и с недоверием относятся к своему прошлому, зная при этом, что есть и другие истории, которые им не нужны. Повсюду растет ощущение, что все варианты закрыты. Кажется, что все пути отхода уже испробованы и не могут быть использованы вновь. Возможно, единственной страной в Европе, которая могла бы вывести континент из такого застоя, была бы Германия. Однако еще до начала прошлого века у европейцев были все основания опасаться идеи немецкого лидерства. Сегодня молодые немцы боятся этого даже больше, чем их родители. И поэтому ощущение общего дрейфа и отсутствия лидеров сохраняется.