Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам

Осознавали они это или нет, но на них лежала ответственность за то, что их страна оказалась в кризисной ситуации. Каждый год факты менялись. Каждый год один и тот же политический класс, сменяя друг друга в правительствах всех мастей, продолжал наблюдать все больший рост числа иностранцев во Франции. На протяжении всего этого процесса официальная статистика продолжала скрывать изменения, которые, по словам политиков, не происходили, но которые население могло видеть своими глазами. Все это не было плохими намерениями. Благодаря старому закону, призванному предотвратить возможность появления вишистов в будущем, на протяжении 1970-х, 1980-х и 1990-х годов Республика не собирала данные об этническом, расовом и религиозном составе населения Франции. В середине 2000-х годов закон во Франции смягчился. Но анализ существующего населения, не говоря уже о прогнозах относительно будущей демографии, оставался во Франции более чреватым политическими проблемами, чем в любой другой стране. Даже когда мусульманское население резко выросло до самого высокого уровня на душу населения в Европе, и ожидалось, что в ближайшие годы оно будет только расти, любой демограф во Франции, который не преуменьшал все будущие изменения численности населения, был заклеймен как помощник ультраправых. Например, одна очень уважаемая демограф Мишель Трибалат сильно подпортила свою профессиональную репутацию, когда «хорошо связанный» демограф Эрве Ле Браш назвал ее «любимицей Национального фронта».[90]

Легко предположить, что факты не лгут. Но в иммиграционной статистике, не говоря уже о демографических прогнозах, они часто лгут — и нигде так, как во Франции. Вряд ли стоит удивляться тому, что в стране, где факты стали настолько податливыми, часть населения может поверить своим глазам, а не статистике, что приведет к последствиям, которые еще только предстоит представить. Распайль и Дюмон не ошиблись в своем прогнозе 1985 года о том, что в 2015 году ислам станет доминирующей религией во Франции. По крайней мере, не в численном выражении. Опрос Ipsos, опубликованный ведущим либеральным изданием Франции L'Obs 4 февраля 2016 года, показал, что среди учащихся средних школ Франции 33,2 % идентифицируют себя как христиане, в то время как 25,5 % — как мусульмане. Но никто уже не мог отрицать, что во Франции ветер в паруса подул именно от ислама. Тот же опрос показал, что менее половины опрошенных немусульман (и только 22 процента католиков) назвали свою религию «чем-то важным или очень важным» для себя. И наоборот, среди молодых мусульман 83 процента заявили, что их религия «важна или очень важна» для них.[91]

И, конечно, миллион человек, о котором пророчествовал Распайль, был недооценен. Когда они прибыли, не на огромных кораблях, а на флотилии бесчисленных маленьких лодок, их число намного превысило его антиутопическое видение. И это было до миграционного кризиса. К тому времени, когда кризис начался всерьез, Франция уже принимала такое количество людей каждые несколько лет. По официальным данным, легальная иммиграция во Францию составляла 200 000 человек в год, но примерно столько же, как считается, ежегодно въезжали в страну нелегально. В частном порядке некоторые французские чиновники спокойно признают, что единственная причина, по которой им удалось избежать немецкого уровня иммиграции в последние годы, — это широко распространенное среди мигрантов мнение о том, что Франция — расистская и недоброжелательная страна. Это репутация, которую даже самые левые чиновники не считают бесполезной в такие моменты.

Хотя в 2015 году Марианна не была покрыта мусульманской чадрой, страна увидела то, чего Распайль не мог предсказать даже в своих самых страшных кошмарах. Он никогда бы не додумался показать, как капитаны-мусульмане на многочисленных лодках с мигрантами в Средиземном море выбрасывают за борт пассажиров-христиан за их веру. Он никогда бы не осмелился записать, как некоторые приезжие перерезают горло священнику в разгар мессы. Он также не смог бы предсказать, что в одно воскресное утро 2016 года в Сен-Дени, когда священники совершали мессу для оставшихся прихожан, их и гробницы французских королей пришлось охранять снаружи многочисленным вооруженным до зубов солдатам. Уже не в первый раз в Европе худшие пророки судьбы оказались преуменьшенными.

Они здесь

Во время произнесения своей Потсдамской речи в октябре 2010 года Ангела Меркель, казалось, сделала важную уступку в отношении прошлого и даже обозначила будущее направление в отношениях между Европой и ее иммигрантами. Однако всего через несколько лет эти столь восхваляемые заявления оказались практически бессмысленными. В своей речи канцлер признала, что Германии не удалось интегрировать прибывших на сегодняшний день людей. В 2010 году в Германию с просьбой о предоставлении убежища обратились 48 589 человек.[92] Всего пять лет спустя Меркель разрешила (если внутренние оценки правительства верны) въезд в Германию до 1,5 миллиона человек только за один год.