Странная страна

В одноцветной оправе туманов, расслабленные и прекрасные в своей непринужденной спутанности, возникли дикие травы, словно вычерченные черной тушью, выделяясь на белизне окружения случайными скоплениями – то плотными, как заросли, то расщепленными на три пряди, изгиб которых напоминал шею плакальщицы.

– Название дома чая, – пробормотал он.

В медленно расплывающемся мире травы походили на строки текста. В них присутствовала невиданная грациозность, потому что они возникали из тумана, скрывающего их корни, но Петруса больше всего поразило то, что их черные колосья можно было читать как каллиграфию. Эта красота написания стиха, которая до сих пор вгоняла его в смертную скуку, сейчас вибрировала и казалась исполненной смысла. Что-то звало его, и впервые в жизни он почувствовал, как в него проникают знаки внешнего мира; их загадочное повествование сулило наслаждение, несопоставимое со стихами, к которым он был приучен. Видите ли, эльфы испытывают слишком глубокое уважение к живому царству природы, чтобы в чем-нибудь ему противоречить, они предоставляют своим лесам и пастбищам свободу расти по собственной воле; таким образом, живущий в каждом эльфе садовник всего лишь слуга природы, который преломляет себя сквозь ее призму, возвышаясь до ее величия. Но, и Петрус был в этом убежден, в зрелище диких трав фарватера было нечто, не сводящееся ни к естественной вольности природных явлений, ни к намерению их воспеть, – игра линий с намеком на случайность и приключение, чудесная тайна с ароматом волшебного откровения. Может, это нечто во мне? – спросил он себя, и второй раз за два дня у него сложились две стихотворные строки.

Дикие травы в снегу Два ноябрьских ребенка

Я становлюсь поэтом, насмешливо сказал он себе. Два ребенка – это не эльфийское, это человеческое, мысленно уточнил он. Внезапно все исчезло, фарватер снова стал пустым, и он почувствовал себя осиротевшим. Ну что ж, подумал он, с переправами мне не везет. Он поудобнее устроился на сиденье, собираясь вздремнуть, но в голове вдруг возник такой отчетливый образ, что он вздрогнул и выпрямился. Ему навстречу шла девочка, укутанная в плавно колышущееся вокруг нее радужное покрывало. Маркус глянул на нее, вопросительно воздев бровь, и картина исчезла. Однако осталась в памяти, и он по-прежнему видел маленькое серьезное личико – лет десять, наверное, – смуглую золотистую кожу, губы цвета свежей крови. Потом видение пропало.

– Все в порядке? – спросил Маркус.

Он кивнул и снова расслабился на сиденье. Никто не разговаривал; вскоре он задремал.

Он внезапно проснулся с ощущением чего-то неотложного. Ему казалось, что спал он глубоко и долго, и он понадеялся, что переправа близится к концу.

– Ты дрых два часа и храпел, как кашалот, – едко заметил Маркус. – Так что нам поспать не удалось.

– Два часа? – в смятении повторил Петрус. – Осталось плыть еще четыре?

– Храп вроде не влияет на арифметические способности, – констатировал Маркус, обращаясь к Паулусу.

– Я не дотерплю, – сказал Петрус.

– В каком смысле, не дотерпишь? – спросил Паулус.

– Мне надо куда-то деть чай, – ответил Петрус, оглядываясь вокруг.

Маркус и Паулус в замешательстве посмотрели на него.

– Сколько чашек ты выпил? – спросил в конце концов Маркус.

– Не знаю, – сердито ответил Петрус, – может, дюжину. Вы же не будете меня шпынять за ответственное отношение к делу?

– Дюжину, – повторил Паулус.

– Ты что, не читал, что было написано на доске? – спросил Маркус.

– Тебя бесполезно просить читать объявления, – заметил Паулус.

– Мы же опаздывали, – попытался оправдаться Петрус, – я не хотел терять время на чтение стихов.

Повисло молчание.

– Там были не стихи? – спросил он.

Маркус и Паулус не ответили.

– Я не прочел, что было на доске, – сказал он. – Я был занят тем, что пил.

– И ел, – сказал Маркус.

– Иначе ты бы прочел, что из-за длительности переправы рекомендовано выпить не более одной чашки чая, – добавил Паулус.

– Чай очень насыщенный, – сказал Маркус.

– А еще в доме ожидания есть туалеты, чтобы зайти перед отъездом, – сказал Паулус.

– Но обычно об этом сообщают только эльфятам, – довершил Маркус.

Когда Маркус произнес «очень насыщенный», Петрус кое-что заподозрил.

– Вы видели травы? – спросил он.

– Травы? – повторил Паулус.

– Дикие травы, – уточнил Петрус.

– Не было никаких трав, – ответил Маркус.

Петрус выслушал его слова с интересом, но, увы, теперь все его внимание занимал мочевой пузырь.

– И думать нечего, что я смогу терпеть еще четыре часа. – Он запыхтел, как бык.

– А придется, – сказал Маркус.

– Это выше эльфийских сил, – сказал Петрус, – я не смогу.

Паулус сердито присвистнул:

– Только не в баржу в любом случае.

– Только не в туманы, – отрезал Маркус.

Потом тяжело вздохнул:

– Сними одежду и сделай, что нужно, в нее.

– Мою одежду? – в ужасе сказал Петрус.

– Тогда терпи, – поставил точку Маркус.