Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу

Однако она имела катастрофические последствия. Дело в том, что Кордт, приехавший сразу после Тротта, кажется, еще больше усилил колебания британцев и французов относительно подкрепления гарантий. Одно следствие этих колебаний можно было видеть уже в переговорах с польской миссией по техническим и финансовым вопросам, прибывшей в Лондон за несколько часов до Эриха Кордта. Поляки хотели договориться о немедленных поставках материалов и значительных кредитах. Только в реакции британцев никакой срочности не ощущалось. Самолеты, о поставках которых в конце концов договорились, так и не прибыли в Польшу вовремя, кредиты были жестко урезаны. Поляки запросили вначале 56 млн фунтов стерлингов, а договорились только на 8 млн. Вопрос о немедленной военной помощи полякам, если они подвергнутся нападению, вообще не рассматривался, хотя польская делегация упорно настаивала на его прояснении.

Более того, начальники штабов решили внести полную ясность в этот вопрос перед комитетом имперской обороны. В начале июля они доложили комитету, что судьба Польши должна зависеть от конечного исхода войны, а это будет зависеть от способности союзников нанести поражение Германии в долгосрочной перспективе, а не от ослабления давления на Польшу в самом начале войны. Начальники штабов понимали: кое-что все же можно было бы сделать, чтобы помочь полякам косвенно – нанесением воздушных ударов по Германии. Однако это, утверждали они, поднимает все вопросы, связанные с принятой политикой в отношении бомбардировок, и они продолжали рассматривать альтернативы. Это и ограниченные воздушные нападения на немецкий военно-морской флот и другие, безусловно, военные цели, и принятие политики «снятых перчаток» с самого начала и нанесения ударов по немецкой военной машине, что нанесет Германии огромный вред, хотя и будет стоить жизни множеству мирных жителей.

В конечном счете начальники штабов отвергли все без исключения варианты, которые могли бы привести к эффективной помощи полякам, так как они вызвали бы со стороны Германии опасные ответные удары по городам и промышленным объектам союзников и, более того, вызвали бы отчуждение нейтралов. Ни в одном месте представленного меморандума начальников штабов не говорилось о возможных преимуществах для союзников принуждения Гитлера к войне одновременно на двух фронтах, и рассматривались «паникерские» источники, на сведениях которых можно было принять решение в пользу длительной войны ценой игнорирования судьбы Польши.

Комитет имперской обороны одобрил доклад «как основу для переговоров с французами и поляками», которых, говоря словами официального историка, «было важно удержать от „импульсивных действий“, которые могли дать Германии оправдание для мести без разбора». Французы, ознакомившись с выводами британцев, с большим облегчением одобрили их и заверили, что будут проводить только самые ограниченные операции на суше и в воздухе. Было решено, что «в качестве немедленного шага Польша должна быть проинформирована о тех ограничениях, которых будет придерживаться Франция».

С польским правительством не посоветовались и не сообщили ему в конкретной форме, что Запад не окажет Польше никакой военной помощи, если она подвергнется нападению первой. Вместо этого было решено послать в Варшаву генерала сэра Эдмунда Айронсайда, который вскоре должен был стать начальником имперского генерального штаба, чтобы встретиться с польскими военными и выяснить их планы и намерения. Айронсайду не дали указаний проинформировать поляков о меморандуме британских штабистов и о его одобрении французами.

Он отправился на Даунинг-стрит 10 июля, через шесть дней после принятия решения об отправке его в Варшаву, чтобы получить указания от премьер-министра и министра иностранных дел. Чемберлен сказал ему, что правительство понятия не имеет, «что собираются делать поляки», и он хочет, чтобы Айронсайд это выяснил. Он также объяснил свое собственное неоднозначное отношение к Гитлеру. Предприятия Гитлера не имеют смысла; должна быть практическая гарантия, что, если Данциг вернется к Германии, поляки будут иметь те же права, что теперь. «Союзникам следует придумать какую-нибудь гарантию, которая свяжет Гитлера». Но потом британский премьер выразил уверенность, что Гитлер обладает острым политическим чутьем и не желает войны, а уже через несколько минут заговорил о войне как о неизбежности. Зато относительно русских у него не было никаких сомнений: Британия может сделать только одно – прийти к соглашению с Советским Союзом.