Странная женщина

Анжела нравилась мне тем, что была начисто лишена материального снобизма. Но не из великодушия, а из контекста. На сегодняшний день все её желания были более-менее удовлетворены или стояли в живой очереди на рассмотрение. Поэтому Анжела искренне радовалась сдвигу в чужом благосостоянии, просила немедленно ей продемонстрировать новый лифчик, или отвоёванный в жестокой очереди набор кастрюль, или польский плафон, а когда мы купили в рассрочку книжные стеллажи, Анжела пришла с бутылкой шампанского и со словами «Не по средства́м, не по средства́м», растягивая «а-а-а», ритуальным жестом смахнула первые пылинки с дешевого ДПС.

Короче говоря, несмотря на лёгкое промтоварное помешательство (а может, благодаря ему), Гера с Анжелой выглядели рекламой идеальной семьи, причём какой-то не совсем даже советской. Улыбчивый Гера пересекал наш двор то с теннисной ракеткой, то с брутальным походным рюкзаком, то на велосипеде. Анжела, даже в дикий мороз не носившая шапок, утыкалась замёрзшим личиком в плечо его невероятно ладной куртки, и на этом месте практически все стандарты гармонии в моём мозгу зашкаливали – было ясно, что тебя просто дразнят. Они разговаривали друг с другом вполголоса, никого не обсуждали, по очереди забирали ребёнка из детсада. Вроде ничего особенного – но было ощущение, что эти люди, твои в принципе одногодки, дрейфуют на какой-то параллельной платформе, запасном старте, о котором остальные ни бум-бум.

Как-то раз после очередного поедания фальшивой пиццы под настоящий «Gettin’ Tighter» 1976 года Анжела задерживает меня в своём крошечном коридоре. Собственно, у нас с ней одинаковые коридоры – двоим в них разойтись нельзя. Они созданы для того, чтобы или целоваться взасос или, на худой конец, сообщать на ухо пароль.

– Можешь, – говорит Анжела, выбрав второе, – ключ завтра дать на час? С двух до трёх.

Я офигела. Не то чтобы второе моё имя было ханжа, но такого от стопроцентно счастливой Анжелы я не ожидала. Видимо, всё-таки моя модель счастья выглядела плосковатой по сравнению с чужой. А главное, в этом чёртовом коридоре невозможно даже повертеть головой, чтобы сказать «нет»!

– Могу, – говорю и тут же начинаю тормозить, – только у нас с диваном проблемы. Ты же видела. Книжки надо подкладывать.

– Книжки? Ты серьёзно?

– Абсолютно. – Мне вдруг стало очень неудобно перед Анжелой.

– То есть ты серьёзно думаешь, что это проблема?

– Ну да, то есть нет, конечно, проблема не в книжках, – я не знала, как остановить поезд, – ещё вода. Вода может быть только холодная.

– А стёкла в окнах есть? Короче – можешь?

– Да, – капитулировала я.

– Значит, в два.

Гера за стенкой мирно молол кофе. Ужас.

До полудня я так и не определилась, как к этому относиться. А главное, кто может сравниться с голливудским Герой? Только настоящий артист, или музыкант, или скульптор, как у Гиты. Впрочем, и так понятно, что такое полнокровная жизнь, нечего из себя строить учительницу младших классов.

Без десяти два, как и договаривались, Анжела позвонила в дверь – я уже стояла одетая. Анжела примчалась с работы – это был её обеденный перерыв. Она чмокнула меня в щёку ароматными по случаю губками и многозначительно зажмурилась. «Потом расскажу, – выдохнула она наконец, – ты меня поймёшь». Сбросила плащик и по-свойски пошла ставить чайник, нарочито гремя его крышкой. Я выложила на видное место стопкой «Бойню номер пять» Курта Воннегута, Ивлина Во и первый том Гончарова, идеально, если что, заменяющих ножку дивана. Дико, просто дико неудобно.

Мне казалось, что, ничего не спрашивая, я выгляжу очень тактичной. Я так и спустилась со своего пятого этажа с запечатанным ртом, чтобы гулкий подъезд не дай бог не разнёс этот позор по бдительным отсекам.

У подъезда сидела обширная Алкина мама по прозвищу Мальвина и, раскачиваясь, доказывала какому-то лысеющему стручку с портфелем, судя по всему из жэка, необходимость ещё одной скамейки перед каждым подъездом. Перед каждым! Вы понимаете? А то все, буквально все сидят у нашего. Действительно, стручок всё порывался пристроить свой обвислый портфель на скамейку, но места не находил. По бокам от Мальвины на скамейке оставалось сантиметров по десять. Портфель оттягивал ему руку, и от этого одно плечо его казалось в два раза выше другого. Через пять минут он зажал портфель между ног, откопал в рукаве часы, развернул от солнца, чтоб не бликовали, и зашёл в мой подъезд. Было ровно два.

Катя