Странник

Его сияющее лицо было очень близко, но дыхания его Джим не чувствовал. Ему не было ни тепло, ни холодно, ничего не болело, вся его земная (и альтерианская) жизнь оказалась где-то внизу, у подножия горы, на пике которой они с Фалконом сейчас находились.

"Я не умер, детка. Смерть — это иллюзия, она относительна. Во Вселенной вечно торжествует жизнь, каждую секунду. Нет мёртвого времени, есть лишь живое. Не бойся смерти, она — лишь взмах ресниц твоих глаз, которые открываются от долгого сна, пробуждаясь к новому витку жизни. Горевать о тех, кто умер, так же бессмысленно, как о тех, кто вышел в другую комнату. Мы вечно живы, мы никогда не умираем".

Голосовые связки Джима были слишком слабы, чтобы издавать звуки, и он каким-то образом сумел обратиться к Фалкону телепатически. "Ты пришёл, чтобы забрать меня с собой?" — спросил он.

"Нет, любовь моя, — ответил Фалкон. — Некоторое время наши с тобой пути шли параллельно, но им суждено разойтись. Мой путь лежит к далёкой звезде, которая зовёт меня. Я должен лететь туда, чтобы соединиться с ней, но я попросил отсрочку и весь этот год оставался рядом с тобой и нашим сыном. Я не могу покинуть тебя, пока ты скорбишь. Я должен убедиться, что у тебя всё хорошо, только после этого я смогу отправиться туда, где меня ждут".

Только что они были в комнате, а сейчас были как будто на крыше дома. Не было никакой непогоды — ни ветра, ни снега, а над их головами раскинулась безмолвная Бездна, полная звёзд, ярких, как никогда. Среди них была одна самая яркая, она мерцала призывным светом, и Фалкон поднял к ней лицо.

"Туда лежит моя дорога, курс уже проложен, но я не отправляюсь в путь, я жду. Жду, когда твои слёзы высохнут и засияет твоя улыбка, которую я так люблю. Ты должен стать счастливым, детка, твоя жизнь не должна прекращаться ни на мгновение. Это закон, которому повинуется всё во Вселенной. Я пришёл, чтобы сказать тебе об этом. Я буду ждать, пока ты не снимешь траур с сердца и не оденешь его в свадебный наряд. Я буду оставаться здесь, томясь по звезде, зовущей меня так сильно, и момент моего отбытия будет зависеть от тебя. Ты должен отпустить меня, любовь моя, как я отпускаю тебя — в объятия любящего тебя человека".

"Фалкон, я люблю тебя", — простонала трепещущая душа Джима.

"И я тебя, детка. Я улетаю, но моя любовь останется с тобой. Она будет жить в нашем сыне, в котором есть частичка тебя и частичка меня. Не тоскуй, не плачь обо мне, твои слёзы прожигают меня насквозь. Лучше улыбайся, радуйся жизни и прими любовь того, кто достоин тебя. Внимательно слушай своё сердце, оно подскажет тебе правильный выбор".

"Подскажи мне, Фалкон, я не знаю, — умолял Джим. — Я могу ошибиться!"

"Ты сам всё уже давно знаешь, — улыбнулся Фалкон. — Ты уже на правильном пути, твоё сердце ведёт тебя. Только иди за ним, и всё будет хорошо. Счастья тебе, любовь моя".

Джим очутился в своей спальне, в своей постели, по-прежнему прижимая к себе плюшевого динозавра. Всё так же горел ночник, а за окном бушевала вьюга. Была половина четвёртого.

Когда слабость прошла, Джим сел в постели. По его щекам струились слёзы, но они были хорошими, очистительными, от них становилось легко и светло на душе. Встав, он вошёл в детскую и склонился над кроваткой сына, который безмятежно спал, посасывая пальчик. Вынув пальчик у него изо рта, Джим положил рядом с ним динозаврика, и Илидор, сонно почмокав губками, вцепился в игрушку обеими своими крошечными ручками. Улыбаясь сквозь слёзы, Джим любовался на своего кроху, а тот спокойно спал и ни о чём не догадывался.

Сердце звало Джима к Печальному Лорду, который сейчас, наверно, спал. Но Джим чувствовал такую неукротимую потребность увидеть его, прижаться к его груди, рассказать ему обо всём, что не принял во внимание, ни какой был час, ни какая погода. Он торопливо оделся, убрал волосы в узел и поднялся на крышу. Ветер сразу пронзил его, растрепал волосы и пересыпал их снежной крупой, пока он добирался до ангара. Выводя свой флаер, он плакал и смеялся одновременно.

Теперь он был Странник вьюжной Бездны, флаер был его звездолётом, а навигационным прибором — сердце. Он летел просто вперёд, не видя приборов, пронзая бушующую мглу и плача от счастья. Поступил сигнал вызова: его исчезновение уже обнаружили дома. Перед Джимом были две кнопки, "Принять вызов" и "Отклонить вызов", и он в избытке чувств ударил по кнопке "Отклонить", хотя достаточно было лишь слегка дотронуться пальцем. Он попал по какой-то другой кнопке, и машину вдруг тряхнуло, резко повело вбок, а потом бортовой компьютер закричал о резком уменьшении высоты. Джим выпустил штурвал, и его на пару секунд парализовал ужас. Вдруг в голове он услышал тёплый голос, который ласково, но твёрдо приказал:

"Руки на штурвал, детка. Спокойно".

Джим повиновался, снова взявшись за штурвал, и чья-то сильная и умелая рука выровняла флаер. Показания приборов пришли в норму, компьютер докладывал о стабилизации, о наборе высоты и возвращении на исходный курс. Тёплый голос сказал:

"Так держать, Джим".