Странник

— Умоляю вас, не надо, — сквозь всхлипы пробормотал он. — Отпустите меня… Я так устал… Я больше не могу…

Пальцы Раданайта вытирали с его щёк слёзы.

— Ты что, малыш! Не плачь… Ну что ты, не надо, успокойся! Прости меня, если я тебя чем-то обидел. Я не хотел, клянусь!

— Отпустите меня, — всхлипывал Джим.

— Сначала успокойся, — сказал Раданайт. — Я не хочу, чтобы ты плакал из-за меня!

Он усадил Джима в кресло, подал ему сначала платок, потом стакан воды, а потом опустился рядом на колено. Осторожно и мягко взяв руку Джима, он поцеловал её в запястье.

— Если я тебя напугал или обидел, прости меня, — повторил он. — Я не хотел… Правда не хотел. Извини меня. Да, признаю, я слегка пьян… Мог сказать или сделать что-то лишнее. Но я не хотел тебя обидеть, малыш.

— Я очень устал, — прошептал Джим. — Можно, я пойду?

Раданайт поднялся.

— Да, детка, разумеется, я тебя не задерживаю. Иди. И, пожалуйста, не плачь… И не думай обо мне плохо, у меня и в мыслях не было ничего дурного. Я просто выпил лишнего… Извини ещё раз.

Пробормотав "да, я понимаю" и "спокойной ночи", Джим бросился в свою спальню. Там он плакал в одиночестве ещё долго, пока не заболела голова. В открытую дверь, ведущую на лоджию, ветер донёс звук чьих-то шагов, и Джим весь сжался. Шаги приближались к двери, и в проёме показалась фигура лорда Райвенна. В светлой одежде, с прекрасными белыми волосами, озарённая светом фонарей внутреннего двора, она казалась фигурой ангельского существа.

— Джим, ты не спишь?

— Нет, милорд, — ответил Джим, торопливо вытирая слёзы.

Лорд Райвенн вошёл и включил светильник на стене. От лёгкого движения воздуха, проникавшего в комнату через открытую дверь на лоджию, длинные пряди его платиновых волос чуть шевелились; блестящая бисерная вышивка высокого стоячего воротника охватывала его длинную сильную шею затейливым искрящимся узором, а на лице было написано искреннее беспокойство и участие. Как заворожённый, Джим смотрел на это светлое сказочное существо, позабыв о своих слезах и их причинах.

— Мне послышалось, будто кто-то плакал, — проговорил лорд Райвенн. — Это ты, Джим?

— Нет, милорд, — солгал Джим.

— Ну-ка, посмотри на меня. — Лорд Райвенн внимательно и ласково заглянул Джиму в глаза, улыбнулся светлой ангельской улыбкой. — Обманываешь, дружок… У тебя глазки красные. Что случилось?

— Не беспокойтесь, милорд, я больше не буду, — заверил Джим. — Всё уже прошло.

Лорд Райвенн присел рядом и обнял Джима за плечи.

— Джим, у тебя больше нет причин для горя, — сказал он, крепко и ласково прижимая его к себе. — Теперь всё будет хорошо. Ты в безопасности, я никому не позволю тебя обидеть. Пока ты находишься под крышей моего дома, даю тебе слово чести лорда, что ни одно живое существо не причинит тебе зла.

— Я знаю, милорд, — сказал Джим. — Я вам очень благодарен.

— Тогда не грусти и не плачь. — Лорд Райвенн поцеловал Джима в обе щеки. — Не думай о том, что с тобой было. Всё это теперь уже в прошлом.

Снова сердце Джима согрелось от лучистого доброго взгляда лорда Райвенна. Хозяин дома был окружён ореолом мягкого сияния, его глаза светились добротой, на высоком гладком лбу лежала печать спокойного достоинства, а красивый рот был сложен в чуть заметную улыбку, в которой было что-то от Джоконды. Одним взглядом, одним прикосновением доброй руки лорд Райвенн был способен утолить все печали, и Джиму хотелось прижаться к нему и уснуть у него на коленях. Рядом с ним ему становилось уютно и спокойно, а от лёгкого и нежного прикосновения губ лорда Райвенна к его лбу у него вздрагивало и сжималось сердце: так же его целовала мама.

— Засыпай, дитя моё, — прозвучал над ним мягкий, успокаивающий голос. — Всё плохое позабудь, впереди у тебя только хорошее.

Глава XI. Очень насыщенный день

Заснул Джим крепко и спокойно, убаюканный волшебным голосом лорда Райвенна. Свернувшись клубочком в широкой мягкой постели под тёплым одеялом, он провалился в сладкую, как какао, дрёму, но проспал недолго; он пробудился в голубоватой предрассветной полумгле и никак не мог снова заснуть, одолеваемый мыслями. Свершилось чудо, о котором он столько мечтал и на Земле, всматриваясь в звёздные глубины, и на пыльном матрасе в лавке Ахиббо, глотая слёзы: он попал домой. Мурашки волнующего восторга бежали по его коже при мысли о том, что совсем скоро он увидит отца, обнимет его, и они уже не расстанутся никогда. Его соотечественники превзошли все его ожидания: они были удивительные существа, красивые, загадочные, похожие на людей и вместе с тем отличающиеся от них. Слепой старик в парке на скамейке как в воду глядел: то, что на Земле делало Джима не таким, как все, здесь было нормой, здесь все были такие, и Джим перестал быть белой вороной.