Странник

— Вот что я вам скажу, Юруссан, — произнес он. «Лучше всего мне говорить сейчас без обиняков, чтобы не допустить возникновения возможной ссоры». — Из исторических хроник вы знаете, каким образом Арваннет впервые принес цивилизацию Рахиду. Но это было давным-давно. Арваннет стал прахом, когда Айянская Империя достигла своего расцвета в Хадрахаде. Ваша раса поняла, что она — цвет многовекового развития. Тогда вы пришли сюда и обнаружили город, достигший величия до наступления на юг ледников, но помнящий свое былое величие, и он презрительно отнесся к вашей нации, как скопищу мужланов, которые, к счастью, вскоре должны впасть в дикость, как и многие до них. Вам приходится терпеть это отношение день за днем, месяц за месяцем. Строения, которые окружали вас, книги, в которых вы познавали мудрость — все показывало вам, что это не пустое бахвальство. Да… Эрсер и остальные быстро поняли, в чем ваша слабость и как можно дразнить вас.

— О чем это вы, Главнокомандующий? — вспыхнул Юруссан.

— Да я сам вырос в такой обстановке, когда на меня смотрели, как на обезьяну из диких лесов. Я привык к этому. Но никто не будет сетовать на судьбу за страдания, что перенес ты в прошлом, если в будущем ты вознесешься на самый верх. Думаю, я не плохо ладил с жителями Арваннета, то же самое можно сказать и об их отношениях с северянами, которые не притворялись особо культурными. Но северяне и выскочки-бароммианцы собираются воевать. И что касается арваннетианцев и рахидианцев…

Он стремительно протянул вперед руку и крепко сжал трость старика. Потом очень осторожно потряс его.

— Юруссан, — начал он, — я уважаю вас… может быть, даже больше после того, как вы наконец показали, что у вас все-таки горячая кровь. Мне нужна ваша помощь, ваши академические знания и умение управлять. Но вы передадите все это мне так, как я этого хочу — либо же я найду кого-нибудь другого. На самом деле мы находимся вовсе не в равном положении, прошу не забывать об этом: Император носит рахидианские одежды, цитирует рахидианских классиков и с усердием молится рахидианским богам, но он остается внуком Скейрада и скорее прислушается к вождю клана из Хаамандура, нежели к принцу из Наиса.

Маска спокойствия опустилась на лицо ученого.

— Главнокомандующий, — сказал он тихим голосом, — в четвертом завете Тола говорится: «Если семя зла брошено, то не поливайте его и не согревайте, а оставьте его небу и уйдите». Давайте и мы пойдем каждый своим путем и будем заниматься своими делами, по вечерам будем встречаться и смотреть, насколько честно каждый из нас служит Славному Престолу и насколько подвержен человеческим слабостям. И, пожалуй, можно начать это с завтрашнего вечера.

— Хорошо, Наместник, — согласился Сидир, немного остыв. Они обменялись поклонами, после чего Юруссан, шаркая ногами, удалился.

Сидир некоторое время провел у окна. Дождь перешел в ливень. Все сверкало и звенело. «Неужели я стыжусь? — вдруг подумал он. — Временами такие, как я, окружают себя зеркалами, которые не могут затуманить никакие мои грубые слова. Например, Недайин».

Его младшая жена была хрупкой и застенчивой женщиной. Ее приданое и принадлежность к знатному рахидианскому роду еще больше упрочили его положение, но не были необходимыми. И все же в ее присутствии он часто чувствовал себя, словно перед трибуналом, он научился манерам, хотя воспитан был иначе. С Анг в Хаамандуре ему было легче, более радостно, он не притворялся, испытывал настоящую страсть… Хотя нет, не совсем так. Мир Анг был миром высокогорья, сплетен, песен и саг пастухов; в Зангазенге, хотя это и был всего лишь небольшой городишко, она страстно мечтала о своих палатках. Поэтому во время своих нечастых встреч он быстро от нее уставал… Наложницы, шлюхи, случайные связи — все они были просто телами для утех.

Он вздрогнул от мысли: «Какого черта я думаю об этом? Откуда этот страх перед Империей?»

Его рахидианская часть ответила ему бароммианскими словами: «Что ж, это цивилизация. В Арваннете есть древние вещи, но теперь это просто высохшие мумии. Одного возраста недостаточно. Необходима и жизнь. Именно это и есть Империя». — Но сразу же ему возразил другой голос: — «Рахид умирал, раздираемый войнами, пока не пришли мы, бароммианцы, со своими сильно действующими лекарствами, и не спасли его. Сегодня… сегодня Рахид обязан нам жизнью. Тогда почему мы так стесняемся этого? Почему берутся эти сны наяву, будто мы понемногу превращаемся в рахидианцев? Мой отец был мудрым человеком, по его велению я половину юности провел учеником в философской школе, а вторую половину — в Хаамандуре. Хотя с тех пор я никогда не чувствовал себя цельным».

Вспыхивали молнии, грохотал гром, дождь бил в стекло, и от буйства стихии по спине бежали мурашки.