Странник

Под ее руками Генри пошевелился, и Этта ухватила его за лацканы, словно таким образом могла удержать в сознании. В детстве она всегда прятала слезы от матери, слишком хорошо зная, как Роуз их не терпела, но сейчас ей было все равно – главное, что Генри открыл глаза. Его взгляд переместился с нее на Роуз.

Мамины руки повисли вдоль тела. Никто не двигался, Этта лишь чувствовала, как ее сердце бьется о ребра все сильнее и сильнее. Она наклонилась, чтобы лучше слышать отца.

– Пришла… добить меня, Рози?

Лицо матери оставалось каменным. Она не дрогнула, даже заговорив покрытым ледяной коркой голосом:

– Ты никогда ничего не понимал. Никогда не верил мне…

– Я понимал… себя… – прохрипел он. – Но, Рози… Элис? Почему… Зачем было умирать ей?

Элис.

– Этта, она защитит тебя… иди… – он сжал ей руку, пытаясь поймать ее взгляд.

Элис.

Перед нею появилось лицо Роуз, она по-прежнему говорила громко, торопливо:

– Я объясню по дороге, но…

Элис.

Этта отступила, не позволяя матери прикоснуться к себе.

Ее похитили, ею манипулировали, в нее стреляли, и она почти потеряла слух из-за Роуз. Все, что Этта когда-либо делала, она делала, чтобы заслужить улыбку, выдавить из нее

хоть каплю уважения. Она придумывала матери все новые и новые оправдания, даже когда их уже не из чего было выцедить.

Этта отвернулась, сжимая локти, пытаясь закутаться в саму себя. Исчезнуть.

Она убила Элис.

Интересно, она смотрела, как Этта заходит в проход с Софией? Улыбалась, радуясь, что выиграла и этот раунд? Все, что Роуз нужно было сделать, – это всего один раз притвориться, будто она верит в нее, и Этта покорно отдала свое будущее ей в руки.

Она оставила Элис умирать в одиночестве.

Глаза защипало от стыда и унижения; чувства не желали утихомириться. Она так гордилась собой, держалась так вызывающе непокорно, так хотела показать всем и каждому в этом тайном мирке, что дочь Роуз не уступает матери в силе, реакции и хитрости. Но она не была дочерью Роуз – она была ее орудием. Проведшим годы в бесплодной борьбе за ее любовь, похвалу, хоть какой-то знак внимания…

– Ты… – выплюнула она. Она зажала глаза рукой, но крупные горячие слезы просачивались сквозь пальцы. «Подними голову, – скомандовала Этта самой себе. – Подними голову и посмотри, кто она. Кем всегда была». – Так это ты…

Роуз встретилась с нею взглядом. Дерзким, непреклонным.

Не отрицающим.

Сейчас перед внутренним взором Этты было только лицо Элис, веснушчатой, юной, в униформе, которой так гордилась. Элис в своей квартире в Верхнем Ист-Сайде, с улыбкой встречающая первые гаммы своей ученицы. Элис в концертном зале, взирающая из первого ряда на выступление Этты. Ее жизнь.

Меня вырастила чужая женщина.

Мысли ревели в сознании, царапая и обжигая.

Для нее имело значение лишь то, на что я способна.

Возможно, потому-то мать и не рассказывала ей об их скрытом мире, о ее отце – потому что знала: мягкое сердце Этты неизбежно потянет ее к Тернам, и Роуз потеряет последнюю надежду довести бредовую задумку до конца.

Больше этому не бывать.

Элис – женщина, которая вырастила ее, окутывала своей любовью, вниманием, дала ей всю себя – вот кто был ее настоящей матерью. А эта

женщина забрала ее у нее. Убив ее.

Этта выпрямилась, услышав тяжелый грохот приближающихся шагов, и подняла глаза как раз вовремя, чтобы заметить две фигуры в черных плащах, бежавших по краю зала с длинными загнутыми кинжалами в руках. Роуз повернулась, зло выругавшись, и, без колебаний подняв пистолет, выстрелила. Нападающий справа нырнул за мраморный столик, но Роуз выстрелила снова и на это раз не промахнулась. Стреляла она, как всегда, безупречно.

Пока были патроны. Она снова выстрелила, целясь в другого, но пистолет только щелкнул пустым магазином.

Генри наблюдал за происходящим, пригвожденный к полу, призывая все силы, чтобы подняться. Его губы шевелились, он что-то говорил, но Этта ничего не слышала за грохотом собственного сердца и звоном в ушах от контузии.

Отбросив пистолет, Роуз бросилась на оставшегося, сбивая его с ног. Не успела она вновь подняться на ноги, как человек тоже подскочил, готовый вонзить свой изогнутый кинжал ей под подбородок.

Этта не могла оторвать взгляда от солдат, вбегающих в зал, и лакеев, семенящих за ними. Не успели они достигнуть столовой, как Роуз уже пробежала мимо, отпихивая ее в сторону, человек в плаще бросился за ней.

Удар о стену выбил из мыслей девушки всякую печаль, оставив только первозданную чистую ненависть. Пока она обойдется одной лишь яростью.

– Этта… – Генри пытался сесть, задыхаясь и кашляя. Она едва слышала его за звоном в ушах. Его окружили четыре солдата, поднимая на руки. Один попытался схватить и ее, но она ускользала снова и снова. – Послушай… Послушай меня!