Странник

Еще через день в моей палате стали включать «голо», утром и вечером. Выпуски новостей. По полчаса. Из них я сумел почерпнуть кое-какую интересную информацию. Например, узнал, что для бегства были подготовлены оба стоявших в порту челнока-транспорта, также увидел официально объявленный список, состоявший из шести фамилий высокопоставленных мятежников. Пятеро военных: генерал, два штаб-полковника, обер-полковник и майор. Гражданский – представитель правительства в нашем штате. Подобные ему чиновники являются промежуточным звеном между правительством и местными властями. Осуществляют общий контроль, следят за перегибами в политике и экономике и в случае явных нарушений докладывают наверх для принятия соответствующих мер.

«А Ванесса сказала, что их было больше. Два генерала, а тут один. Впрочем, с ней все ясно. Что услышала, то и сказала. С грузовиками тоже ясно. Не с пустыми руками предатели убегать собрались. Вчера передали, что во время мятежа два банка распотрошили. Наверняка они. В штабной машине ехал генерал со своими полковниками. Тут тоже все понятно. А кто тогда ехал в трех легковых машинах? Ближайшие родственники представителя правительства? Смешно. Понятно, что список сократили и откорректировали и только потом отдали журналистам. Да и какое мне, в конце концов, дело до этого всего?! Плюнуть и забыть!»

Через пару дней меня навестил еще один капитан, но уже в гражданской одежде. Глаза – холодные, колючие льдинки. Предъявив специальный жетон следователя армейской службы безопасности, начал допрос под протокол. Его интересовало все, что я видел и слышал. К этому моменту я уже знал, что из четырех человек в капонирах выжил только я один, но вот судьба лейтенанта и остальных парней мне была неизвестна. В новостях и репортажах это было подано как подвиг четырех человек. Рассказав все, что знал, я поинтересовался судьбой товарищей. Ответ был сухим и предельно лаконичным. В живых, помимо меня, осталось пятеро. Кто именно, капитан сообщить отказался, объяснив тайной следствия. Когда он ушел, я проанализировал нашу беседу и пришел к выводу, что следователя больше всего интересовали факты расстрела той самой колонны. И даже не столько мои действия, а то, что я видел. Что это была за машина? Ее особые приметы? Не видел ли я людей из других легковых машин? Когда мне эти вопросы надоели, я ему заявил, что мне было не до деталей и хватить жевать одно и то же. Тогда он перешел к новым вопросам. После допроса я еще больше утвердился в мысли, что на поле боя действительно была машина вице-президента какой-то там корпорации. Если так, то, судя по всему, я убил большого босса. Но тогда… Тогда ой-ой-ой! Мало того, что на меня одна корпорация зубы точит, так теперь еще и вторая… От подобной мысли мне стало неуютно и зябко в теплой палате.

Из тех же самых новостей я узнал, что журналисты открыли счет в банке на мое имя. Этакая благотворительная акция в пользу тяжелораненого героя из нескольких коротких репортажей, начиная от напыщенной речи председателя общества армейских ветеранов и кончая сентиментальным сюжетом о том, как маленький мальчик разбил свою копилку, чтобы отдать свои деньги дяде-герою на лекарства. Я только диву давался всей этой беспардонной шумихе. Не скрою, вначале было приятно, но потом славословие в мою честь стало настолько приторным и слащавым, что я казался себе тортом, выставленным для угощения. Его едят все кому не лень, нахваливая и облизывая от удовольствия пальцы. В эту ночь я долго ворочался на кровати, все никак не мог уснуть.

А еще через неделю порог моей палаты переступили родители. Разговор получился скомканный, натянутый, и все из-за того, что вместе с ними в помещение набилось около десятка журналистов, которые должны были соответствующим образом осветить это событие. Мама то и дело подносила к глазам платок. Отец, неловко себя чувствуя среди всей этой суматохи, расспрашивал меня сухо и деловито, касаясь только обстоятельств моей армейской службы. Он словно чувствовал, что ни о чем другом спрашивать меня не надо. И я был ему благодарен за это. Зато журналисты лезли с вопросами и тут же со своими комментариями отправляли мои ответы в эфир. После этого несколько дней потоком шли делегации от различных фондов и обществ. Палата стала похожа на цветочный магазин. Родители навестили меня еще два раза, а потом уехали домой. Когда за ними закрылась дверь палаты, я облегченно вздохнул. Я устал лавировать между правдой и ложью.