Странник

Буму было стыдно. Стыдно перед этим странным человеком и перед самим собой. При этом он чувствовал, что происходит что-то совершенно неправильное и эта неправильность очень скоро перерастет в непоправимость. Сергей вздохнул и пошел за Странником. Нагнал его, схватил за локоть и развернул к себе.

– Ты отвечаешь за свои слова?! Ты уверен, что туда надо идти? Что мы сможем его найти?! Что, если мы там подохнем, оно того стоит?! Понимаешь меня?..

– Да – понимаешь. – Странник улыбнулся и кивнул.

– Да – стоит.

– Ладно, пошли обратно к коменданту, черт тебя дери! – И Бум потащил Странника за собой. – Ох, чую я, придется мне горько пожалеть об этом!

– Не бойся, Сергей. Страх – плохо.

– Заткнись, пожалуйста.

* * *

Это было в высшей степени опасно, но Черный орден иногда шел на такие миссии. Чем не достойная проверка воли и силы для лучших из представителей избранной расы?

И хотя с красными сейчас было перемирие, о столетней войне с вечным врагом в Четвертом рейхе не забывали. Просто теперь ее вели другими методами. Да, там, в метро, они заключили мир, понимая, что война пойдет до полного взаимного истребления, а ресурсы Рейха – особенно человеческие – не были бесконечными.

И тогда они, лучшие из лучших, те, что с гордостью носили на своих рукавах черные повязки с двумя белыми рунами в виде молний и называли себя штурмовиками, избрали иной путь борьбы: они выходили на охоту за группами красных сталкеров. Следили за ними, изучали маршруты, давали набрать трофеев. А потом устраивали на обратном пути засады, уничтожая и грабя врага.

Это ведь другой мир – поверхность, и здесь никто не говорил о перемирии. А когда с поверхности не вернулся человек или группа – это всегда списывали на мутантов. Даже среди подозрительных, никому не доверяющих большевиков вряд ли кто догадается, что люди уничтожены в секретных операциях фашистов, которые нарушают мирный договор. Главное – не оставлять живых свидетелей, а такого не случалось еще никогда.

В тайные рейды отправлялись лучшие из лучших – закаленные, испытанные, сильные. Нордический характер и железное сердце, беспощадность к врагам и совершенная преданность Рейху. Попасть в ряды штурмовиков было наивысшей привилегией и лучшей наградой за службу. Так, во всяком случае, вещал Министр культуры и пропаганды.

– Бессмыслица какая-то. Бред! – проворчал, сопя фильтрами маски, командир, которого все называли Руделем. – Быть такого не может.

– Говорю тебе, я видел, – настаивал самый младший в группе, по прозвищу Ганс. – Вон с того поворота она вылетела, с Воздвиженки. А на спине у нее человек сидел. А потом она врезалась в ту стену, что напротив нас. Там же Военторг был, верно?

Их было трое. Черные комбинезоны с плотными капюшонами, лица скрыты респираторами и светозащитными очками. Их место в иерархии Черного ордена выдавали только эмблемы над правым нагрудным карманом комбинезона. У самого младшего – просто белый череп. У второго в группе, Ульриха, – уже на фоне двух параллельных горизонтальных костей. У командира – та же эмблема, но в белом контуре щита. Носить свастики на комбинезонах во время выходов на поверхность штурмовикам было запрещено: конспирация.

Рудель задумчиво стоял у маленького подвального оконца в доме в Большом Кисловском переулке, где они пережидали день. Он вслушивался в вопли раненой вичухи.

– Ульрих, а ты что скажешь? – произнес он после долгого молчания.

– Чушь. Чтобы человек оседлал эту тварь? Да еще и днем?

– Мне что, привиделось это? – раздраженно бросил Ганс.

– Глюки, парень, встречаются чаще, чем люди верхом на вичухах, – сквозь банки фильтров гулко засмеялся Ульрих.

– Вроде бы логично, – кивнул Рудель, – однако вон тот человек. Ползет сюда.

Его бойцы тут же вскочили со ржавой отопительной трубы, на которой сидели, и прильнули к окну.

– Точно, – хмыкнул Ульрих. – Ничего себе! Вот у него кровищи-то, гляньте.

– А что удивительного, если мужик навернулся с такой высоты? – подал голос младший. – Я же говорил!

– Тише ты, не ори! – Средний поморщился. – Хреново, что у него кровь. Стигматы сбегутся.

– Они не терпят дневного света, – возразил старший. – И вичух боятся.

– Угу, только солнце уже через час зайдет, а вичуха, может, скоро издохнет. Слушай, кончи его, пока он сюда не заполз. Беду накличет. Да и на рожу его глянь: то ли пархатый, то ли чурка…

Рудель обернулся и навел темные стекла своих очков на стекла своего бойца.

– Ты что же, хочешь сказать, что недочеловек смог оседлать вичуху, тогда как мы, арийцы, прячемся от этой твари?

– От этих свиней всего можно ожидать. Давай я сам его пристрелю…

– Не факт, что он унтерменш. И надо выяснить, что произошло.

Тем временем мужчина, о котором они спорили, уже карабкался по небольшому склону к подвалу, в котором прятались штурмовики. Протянув правую руку к небольшому чернеющему окошку подвала, он простонал:

– Помогите!

– Откуда он знает, что мы здесь? – испуганно прошептал Ганс.

Рудель вытянул руки из узкого окошка и, дотянувшись до пострадавшего, схватил его за ладонь.

– Ульрих, ну-ка помоги.