Странник

– О плитке шоколада. Настоящего, черного. Без орехов и изюма. Который горчит. Вот мечтаю, и все тут. Люблю шоколад. Когда понимаешь, что весь мир невозвратно изменился и нет для тебя ничего, кроме метро, то так ценишь все эти уютные мелочи былой жизни, что чувствуешь, как сердце скулит. Потому и хочу шоколад, что знаю – его давно нет, и не будет уже никогда.

– Доктор говорил: никогда не говори «никогда», – Странник посмотрел на Сергея.

– Чудак твой доктор. Идеалист.

– Он хороший.

– Слушай, а что он ел? Ну, когда жил с вами.

– Еду. – Странник пожал плечами.

– Исчерпывающий ответ, – усмехнулся Маломальский. – Вообще-то даже дерьмо становится едой с той секунды, когда ты начинаешь его жевать. Слушай, а вот этот, визгун, – он вкусный?

– Вкуснее, чем кошка, – кивнул напарник, улыбнувшись.

– Вот зараза, – поморщился Сергей, вспоминая, как Странник пожирал в туннеле кошака. – Ты мне аппетит испортил. Впрочем, я тебя прощаю, учитывая, что жрать особо нечего, да и времени нет. Скоро рассвет, и это очень плохо.

– Почему плохо, если день и солнце? – развел руками Странник.

– Ну, это тебе хорошо. А что мутанту хорошо, то человеку смерть. Ладно, пошли. Тут до Чеховской рукой подать, а это уже метро, хоть и Четвертый рейх.

* * *

Череп недовольно брел обратно на свой пост у подъема на поверхность. Его уже обругали за то, что он его покинул, и никто так и не объяснил толком, что за шум на станции, почему суета, стрельба и почему до сих пор не вернулся его командир Гесс?

Задумчиво ковыряя в носу, боец размышлял о том, что же все-таки происходит. Дойдя до места, он глянул на эскалатор, часть просевших ступенек которого была давно заколочена досками, и тут же вскинул оружие.

– Стоять! – крикнул он двум спускавшимся по эскалатору людям.

Тот, что шел впереди, выставил руку, в которой висел на стальной цепочке сталкерский жетон.

– Пусти нас на станцию. Мы сталкеры, – произнес Маломальский.

– А мне какое дело? – нахмурился Череп.

– Ты что, не знаешь межстанционного соглашения по сталкерам?

– Поди вас разбери! Вдруг ты жетон подделал? – Боец клацнул предохранителем.

– Ты что? Я его подделывал, чтобы на поверхность выйти? А зачем мне туда лезть, если я не сталкер?

Фашист крепко задумался, а Маломальский продолжил гнуть свое, медленно продвигаясь вперед.

– Еще раз говорю тебе: вот мой жетон. Есть межстанционное соглашение о вольных сталкерах, и ваш Рейх под ним подписался! Сталкер, находящийся на поверхности, может найти укрытие на любой станции! И льготный транзитный проход через любую станцию!

– А второй? – Череп качнул стволом автомата и кивнул на Странника. – Это кто?

– Он тоже сталкер. Но жетон потерял. На нас мутанты напали. Еле отбились. Я ранен.

– А откуда мне знать, что он тоже сталкер? И вообще вид у него какой-то… Эй! – Фашист обратился к Страннику. – Ты вообще похож на унтерменша неполноценного! Чего молчишь?!

– Я?

Странник вышел вперед и как-то снисходительно улыбнулся, глядя на Черепа сверху вниз. Помолчав некоторое время, он неожиданно заявил:

– Я выше ростом. У меня светлее кожа. У меня на месте все зубы и нет плеши на голове и шрамов на лице. Кто из нас неполноценный?

– Ну, ты полегче, свинья! – рявкнул Череп, щелкая затвором автомата.

Маломальский затолкал компаньона себе за спину и предупредительно поднял руку:

– Выстрелишь в нас, и все сталкеры объявят Четвертому рейху бойкот. Посмотрим, сколько времени вы сможете обходиться без нас. Перестань валять дурака и пропусти. И вообще… У меня для вас, пацаны, «Майн кампф»!

Череп, насупившись, сделал несколько шагов назад, переводя взгляд с Сергея на Странника и обратно.

– Это заразное что-то? – осторожно спросил он.

Часть 3 Ради жизни на Земле

Глава 14 Глаза в глаза

– Какова текущая ситуация?

Фюрер – настоящий фюрер, невысокий желчный человек с глубоко засевшими стеклянно-серыми глазками и русыми жидкими волосами, – мрачно осмотрел собравшуюся в рейхсканцелярии, оборудованной в наиболее подходящем техническом помещении еще много лет назад, верхушку Четвертого рейха.

– Этот подонок собрал приличную толпу, но они ничего не делают. Он там орет, как потерпевший, а они стоят и слушают, – прохрипел гауляйтер. – Вооружены не все. Сдается мне, он сам боится вооруженных столкновений и хочет простыми доводами переманить на свою сторону больше людей. Тогда нам будет уже бесполезно сопротивляться.

– И такое, что он переманит на свою сторону большинство, возможно? – Фюрер нахмурился еще больше.

– Ну… – Гауляйтер как-то растерянно пожал плечами. По всему было видно, что он не хочет озвучивать свою мысль. – Он ведь говорит про понятные, доступные народу вещи. Много кто так думает… А он вслух произносит.

– И что же с нами теперь будет? – напряженно всматриваясь в лица собравшихся, спросил министр культуры и пропаганды.

– Штурмовой легион верен вам, мой фюрер, и будет биться до конца! – Бригаденштурмфюрер, которого все называли Гейдрихом за внешнее сходство с любимцем Гитлера – такое же длинное лицо с крохотными, недобрыми глазами, вытянулся по стойке «смирно».