Странник

Наталья Резанова Странник

Странником в мире ты будешь!

А. Блок. Роза и крест

АВЕНТЮРА ПЕРВАЯ. ИСХОД (зима 1102–1103 гг.)

Всюду беда и утраты,

Что тебя ждет впереди?

А. Блок. Роза и крест

— Странник я! Странник!

Площадь была почти пуста, и вопли громко отдавались среди домов, зависая в сыром прозрачном воздухе. Переходившая площадь девушка остановилась и обернулась. Мимо церкви двое стражников лениво волокли какого-то бродягу, а он вырывался и кричал:

— Странник я! Паломник, а не вор!

Никто его не слушал. Снова пошел слабый снег и скрыл голосящего оборванца, продолжавшего повторять, что он странник, и тащивших его стражников. Девушка плотнее запахнулась в плащ и зашагала дальше. Ей было лет пятнадцать. У нее были рыжие волосы, заплетенные в косу, и отнюдь не характерная для рыжих внешность. У тех обычно округлое молочно-белое лицо, усыпанное веснушками, либо остренькое и вытянутое. У девушки были тонкие, правильные и резкие черты лица и пристальные карие глаза. Высокая, она несколько сутулилась и глядела прямо перед собой. Возле нарядного каменного дома, на воротах которого красовалось изображение двух поднявшихся на дыбы единорогов, смуглый черноволосый юноша небольшого роста седлал коня.

— Здравствуй, Адриана, — сказал он, когда девушка оказалась рядом.

— Здравствуй, Даниэль. Уезжаешь сегодня?

— Да, на службу королю. — Видно было, что его больше волнует сама эта новость, чем девушка.

— Ну, дай тебе Бог, — безразлично сказала она и двинулась дальше.

В соседней подворотне стояли две женщины.

— Бедняжка, — сказала одна другой, — сирота, да еще и бесприданница…

Девушка свернула за угол. Там, стиснутый двумя богатыми дворами, стоял маленький серый дом. Адриана пнула ногой незапертую дверь и вошла.

Внутри было ненамного теплее, чем на улице. Дрова давно кончились. Не снимая плаща, Адриана, положив руки на колени, опустилась в кресло возле холодного очага.

Три месяца назад, во время последней вспышки чумы, умерли ее родители. Саму Адриану болезнь почему-то миновала. Отец ее был живописцем, рисовал миниатюры на пергаменте, зарабатывал плохо, но это его мало волновало. Семья жила как лилии полевые, что не жнут и не сеют. Родители Адрианы очень любили друг друга. Это было идеальное супружество. Они умерли в одночасье и до последнего дыхания были влюблены друг в друга, как в день свадьбы. Занятые только собственными чувствами, они никогда не интересовались другими людьми и не обращали на них внимания, в том числе и на свою единственную дочь. В детстве Адриана как должное принимала равнодушие отца и матери, а затем — равнодушие всех окружающих. Неуклюжая, неловкая, болезненно застенчивая, она не умела сходиться с людьми, подобно большинству обойденных вниманием детей. Сколько она себя помнила, друзей и подруг у нее не было. Смерть родителей поразила ее меньше, чем можно было ожидать. Впрочем, ее жалели — ведь жалость ни к чему не обязывает. Сосед-бургомистр, чьи заказы часто выполнял отец Адрианы, относился к ней благожелательно. С сыном его, с которым она поздоровалась на улице, — он был на четыре года старше Адрианы — ее связывали лишь отношения холодной и также ни к чему не обязывающей вежливости. Больше, пожалуй, она в последнее время ни с кем не разговаривала. В маленьком Книзе, где почти все знали друг друга, она была бесконечно одинока. И после долгих часов бесцельных скитаний по городу с еще большей силой ощущала свое одиночество. Глядя в затянутое бычьим пузырем окно, она думала о своей жизни. Пока она жила, продавая кое-какие старые вещи. Скоро в доме останутся одни голые стены. Как существовать дальше, она не знала. Прокормиться каким-нибудь ремеслом? Всегда у нее все ломалось или рвалось. «Что у тебя за руки!» — сердясь, кричала мать, и она в испуге роняла шитье или тарелку. Она прочитала все книги, какие есть в доме, у бургомистра и у другого постоянного заказчика отца — настоятеля собора Святой Маргариты, многие из них знала наизусть, но кому это нужно? Вот если бы она родилась мужчиной… да и тогда вряд ли пригодилось бы. К чему ученость, когда все кругом воюют? Замуж при такой бедности ее никто не возьмет, да она и не хотела замуж. Разве что продать дом и податься в служанки… и унизиться перед всем городом? Нет уж, лучше так… существовать бесцельно, никчемно, забившись в собственную конуру, и каждый день думать только о том, как бы протянуть дальше.

Она сидела, зимние сумерки заполняли комнату, а она все не двигалась, словно переполнявшая душу тупая тоска приковала ее к месту.

«Сколько это может продолжаться? — думала Адриана. — Должно быть, до самой смерти».

Это было во вторник после Крещения. А еще через две недели комтур Визе осадил Книз.

* * *