Доблестные, воинственные читатели и читательницы! великий, бессмертный подвиг предстоит вам!… толпитесь вокруг меня!… Вы, юноши, готовьте пламенное воображение и лорнеты!… Вы, старцы, опытная мудрость, надевайте очки!… Вы, прелестные стрелометательницы, амазонки мои! девы и женщины, правое и левое крыло, дающее крепость центру, запасайтесь огненными взорами!
Предводительствуя корпусом таких волонтеров, мне легко пройти весь мир, и покорить Вселенную – перу моему! но это долго, скучно… вооруженною рукою пройдем мы по Булгарии, чрез Балканы, до Константинополя… Подобно набегу какой-нибудь орды, мы пронесемся… нет!… разольемся, как Нил, по владениям Махмуда!… Ожидает ли он нас? успеет ли он издать хати-шериф [311]
, вызывающий к восстанию на брань против необузданной толпы читателей, напавших на топографическую карту его владений, штурмующих девственную Шумлу, прогуливающихся по р. Тундже, отдыхающих в Эски-Сарае и в лавровых рощах Эдрине и, наконец, осматривающих без спросу все редкости Стамбула?Подробная карта Турции перед нами. Поле чести открыто. Слава готовит венок Победе. – Друзья мои!
Скинув броню, шлем и меч, я повесил их на одно из дерев, принадлежащих Повелителю правоверных; возвратился туда, где был; надел… разумеется, не римскую тогу… и стал сердиться…
Подле моей комнаты, за деревянной стеною, жил пылкий юноша. Часто исступления сердца его и исступления поэтической души нарушали первый сладкий сон мой. В отмщение за доставленную им мне бессонницу, подобно совести, которая подслушивает человеческие мысли, я приложил ухо к стене.
«Любить пли не любить!» – вскричал он голосом Гамлета [313]
.«Себялюбие! предрассудки! закон, установленный папою Григорием Девятым [314]
! обязанности! общее мнение… о, сколько препятствий!» – произнес юноша с отчаянием, похожим на отчаяние Лира, когда он говорит: Громы! молнии! вы не дети мои [315]!«О, если б ты была свободна! если б голос не умер на устах моих, я бы сказал тебе: еще до существования моего я люблю тебя! я люблю тебя теперь! я люблю тебя за гробом Вселенной!…»
– Да! – думал я, – глагол
«Что мне уверять тебя, – продолжал юноша, – уверения лишают доверенности. Ты прекрасна, добродетельна; ты звезда, ласково светящая, на меня с неба! Два звука, согласованные самою природою! – я и ты! – некогда они были одним существом; но какая-то враждующая сила разорвала его надвое, чтоб со временем, при встрече нашей, насладиться нашим страданием!… [316]
Восклицания утихли… все умолкло… Я задумался… гений сна повеял крыльями…
День XXVIII
Этот день я не намерен посвящать ни мирному странствию по Вселенной и по событиям, ни военным походам по Булгарии. Он так хорош, как 1-е маия. Но положим, что он и есть 1-е маия; и потому очень неудивительно, если кто-нибудь пригласит меня ехать вместе за город, в сад, в рощу…
Если слова:
Если любопытство читателей следует за мною на это гулянье, то… послушайте:
– Неужели? – сказало одно кубическое существо.
– Поверьте! – отвечало другое существо, которого я и описать не умею.
«О, это правда! – сказала одна юная дева, прекрасная, как невеста Океании. – Мужчины? – льстецы!… мужья? – тираны!».