На заставе грохотал пулемет. Из туннеля выскочил белый как мел комиссар.
— Это провокация! Не поддаваться! — истерично вопил он, в ужасе оглядываясь через плечо.
Снова шквал автоматных и ружейных выстрелов. Град свинца, бьющий по дрезине. Пулемет смолк, зато раздались победные выкрики фашистов.
— Страныч! Хватай того, а я этого! Надо утащить их подальше, иначе разорвут!
Толпа уже штурмовала станцию. Комиссар заметался, сорвал с себя повязку и отбросил в сторону фуражку. Поняв, что убежать ему не удастся, он упал на колени и поднял руки.
— Сдаюсь! Сдаюсь, не убивайте! Я против большевиков! Против «совка»!
Один из фашистов прошил его очередью из автомата. Другой, пробегая мимо, проломил умирающему голову куском стальной трубы.
В это время Сергей и Странник как раз достигли жилого участка станции.
— Люди! У кого оружие — выходите! У кого нет, бегите! — орал Маломальский.
Из палаток и будок выскакивали ничего не понимающие жители: мужчины, женщины, дети, старики. Нацисты уже ворвались на платформу и с воплями неслись прямо на них.
Странник тащил за собой одного из бойцов, то и дело озираясь на ворвавшуюся на станцию оголтелую толпу — видимо, искал носителя мозза. Из ближайшей палатки выскочил, на ходу надевая старый ватник, какой-то старик. Один из фашистов прыгнул с разбегу, сбивая его с ног, и несколько раз ударил куском арматуры по голове. Из соседнего жилища выбежала женщина, прижимая к себе тряпичный тюк с вещами. Она кричала что-то в распахнутую палатку — кого-то звала. Фашист проломил голову и ей. Затем сделал то же самое с появившимся вслед за матерью ребенком. На губах зверя играла торжествующая улыбка: он явно упивался происходящим.
— Ну нет! — зарычал Сергей, выпуская обморочного пограничника. — Последней мразью буду!
Встав на одно колено, он снял автомат с предохранителя, тщательно прицелился и одиночным выстрелом прострелил нацистскому отморозку голову.
— Уходи, Стран Страныч! — рявкнул Бумажник. — Это не твоя война! Это человеческие разборки! Вали отсюда!
Один из пограничников пришел в себя и бросился бежать. Сергей проводил взглядом его и особенно — свой рюкзак, по-прежнему висящий у красноармейца за плечами. Второй пограничник тоже зашевелился. Маломальский ожидал уже, что он также бросится наутек, но не тут-то было. Лежа на полу и держась рукой за голову, боец осмотрелся. Затем резко расстегнул ремень и, намотав его на кулак, вскочил навстречу врагу.
— За нашу Советскую родину! — кричал он. — Смерть фашистским оккупантам!
Первый же удар пряжки с пятиконечной звездой разбил лицо одному из нападавших.
— Назад! Дурак! — крикнул Сергей и подстрелил очередного нациста, кинувшегося на пограничника с заточкой.
Красноармеец, проигнорировав его, хлестнул ремнем следующего врага, выбив ему глаз. Это оказалось последним, что он успел сделать в своей жизни: выстрел из обреза двустволки свалил отчаянного пограничника на пол, и его тело тут же исчезло в толпе фашистов.
— Черт! Ну где же их армия?! — прорычал Маломальский. — Странник! Отходим!
Они кинулись в сторону трех эскалаторов, ведущих в верхний вестибюль. Краем глаза Сергей заметил, что впереди на путях стоит еще одна дрезина, и куда больше той, что на заставе. Возле нее столпились несколько красноармейцев. Они судорожно поводили стволами кустарного производства, но так и не решались стрелять: риск попасть в своих был чересчур велик. В их сторону быстро, как мог, ковылял одноногий старик с костылем.
— Катите отсюда дрезину! — орал он красноармейцам. — Гоните к такой-то матери! Если хоть одна пуля попадет в бочку с напалмом, нам всем конец!
Бегущий рядом Странник схватил Сергея за руку.
— Напалм! Ты слышал?!
— Да слышал я, слышал! Я же говорил, что у красных он есть!
— А если…
— Ты дурак?! — Маломальский не дал ему договорить. — Если рванет, то сгорим и мы, и нацики, и мирные люди. А ведь не факт, что мозз в этой толпе!
Бойцы стали откатывать дрезину назад. В них уже стреляли, и они прятались за стальным лобовым щитом.
— Куда же вы отступаете, трусы?! — раздавались крики из толпы избиваемых и гибнущих гражданских.
До эскалаторов оставалось всего несколько десятков метров, как вдруг оттуда донесся какой-то шум, и по ступенькам хлынула лавина крепких парней. Почти все они были в распахнутых на груди штормовках, из-под которых, как будто напоказ, виднелись тельняшки. На головах у многих были черные либо голубые береты.
— Братцы! — кричал себе за плечо бегущий впереди высокий крепыш, сжимающий в руке деревянную биту, утыканную на конце гвоздями. — Биться будем врукопашную! Там много гражданских, стрелять нельзя! Отстоим наше отечество от коричневой нечисти!
По соседнему эскалатору бежал какой-то кривоногий низкорослый человек в очках и размахивал папкой.
— Товарищ нарком! У нас же договор! Это какая-то ошибка или провокация! Надо вести переговоры! — выкрикивал он.
— Пошел на хрен, упырь кабинетный! Я с фашистами никогда переговоров не вел и вести не буду! Братва! Полундра! Пленных не брать!