Странник. Американская рулетка СИ

Улица – штука непростая и очень – ну, как бы это сказать? – затягивающая, что ли... Мне довелось жить на Улице во многих городах мира. Я жил бок о бок с подозрительными и гордыми нищими мендигос в Мадриде и Лиссабоне, с лютыми московскими и питерскими бомжами, с беспечными парижскими клошарами, с налитыми пивом и ненавистью ко всем вокруг немецкими люфтинспекторами... Да и мало ли с кем еще мне приходилось иметь дело. Но Улица всегда остается Улицей, и везде живет по одному-единственному Закону. Какая, в сущности, разница, Лондон это или Киев? Не могу сказать, что здешние хомлесы как-то особенно мне понравились. Но один по-настоящему крупный город трудно отличить от другого такого же – так во всех городах мира похожи друг на друга менты – и поэтому, попав на американский континент, я подумал: почему бы мне и не задержаться здесь на некоторое время...

Были ли у меня возможности порвать с Улицей и зажить, так сказать, нормальной жизнью? Да сколько угодно! Правда, теперь многие случаи уже забылись, отодвинулись куда-то в прошлое. Может быть, потому, что я давно не считаю годы или месяцы, а только сезоны. Для человека вроде меня это гораздо удобнее и правильней. Беда только в том, что иногда перестаешь понимать, сколько времени прошло между тем или иным событием. Вот, например, когда именно я натолкнулся на ту девушку? Может быть, еще и удастся вспомнить... Если мне приходится туго, я сразу начинаю соображать довольно быстро. Иначе на Улице просто не выжить. Да, так вот, о рыжей девушке...

Тот день был довольно тусклым, поэтому рассмотреть что-либо в глубине люка оказалось невозможным. Пришлось доставать из карманов Росинанта фонарик. Батарейки были старыми; слабый лучик терялся на расстоянии вытянутой руки. Тут я сообразил, что именно так насторожило меня вначале: полное отсутствие плохих запахов. Нет, никакая это не канализация! Мне уже случалось бродить по канализационным туннелям, и это оказалось тяжелым испытанием даже для такого закаленного обоняния, как мое. Вообще-то человек может привыкнуть ко всему. К запаху, к холоду, к тому, что от несвежей еды вечно побаливает живот. Даже к опасности можно привыкнуть. Но, если у тебя остались хоть зачатки рассудка, очень трудно привыкнуть к тому, что ты – никто: существо без имени, без прошлого, без будущего и даже без настоящего. Хотя я знаю нескольких моих коллег, которым именно это полное выпадение из действительности и нравится более всего. Но ручаться, что они не полные психи, я бы не стал. Я бы даже не поручился, что у меня самого все в порядке с головой. Ведь считается, что бездомные нищие – это обязательно несчастные сумасшедшие. Что ж, очень даже может быть. Мне трудно о чем-либо судить: слишком давно я живу на Улице…

Так вот, из этого люка пахло чем-то приятным: электричеством и сухим теплом. Но, как бы то ни было, а Рыжая лежит где-то там, в темноте. Я встал на колени и опустил руку с фонариком поглубже. Мне показалось, что луч стал ярче. И только через несколько секунд я понял, что фонарик тут ни при чем: дно колодца медленно приближалось ко мне. Я так и замер с вытянутой рукой, пока фонарик не стукнулся о рифленую металлическую поверхность. Похоже, это был какой-то механизм, что-то вроде лифта. Ну и дела! Куда же пропала девушка? Оставалось только предположить, что она сознательно прыгнула в люк, спустилась на этом лифте вниз и скрылась. Я уже говорил, что не люблю вмешиваться в чужие дела, и поэтому решил, коль скоро никто не нуждается в моей помощи, побыстрее сматываться отсюда. Мало ли что за всем этим стоит? Может быть, Рыжая работает в какой-то службе подземных коммуникаций или еще черт знает где. Самые удивительные загадки чаще всего имеют очень простое решение. В любом случае, меня это никак не касается.

Я выключил фонарик и еще немного посидел возле люка, прислушиваясь. Но снизу не раздавалось ни звука, только легкий отдаленный гул. Я поднялся с колен, аккуратно расправил своего Росинанта и уже собрался было направиться в сторону какого-нибудь людного местечка, где можно было бы поработать: дело шло к полудню, а у меня во рту еще не было ни крошки. Мои неразборчивые коллеги по утрам тянутся к благотворительным кухням, где монахи раздают кофе и бутерброды. Но я не люблю пользоваться благотворительностью. Только когда совсем уж подопрет. Вокруг этих кухонь вечно толкутся разные людишки вроде переодетых ментов и работников иммиграционных служб, с которыми лично мне сталкиваться ну совершенно ни к чему.