Читаем Странник и его тень полностью

О внимании к расположению фраз. - Построение фразы указывает на то, устал ли автор; отдельное выражение может еще быть сильно и удачно, потому что оно было найдено раньше, когда мысль впервые блеснула у автора. Это неоднократно встречается у Гете, который часто диктовал, когда чувствовал усталость.

90

Уже и еще. - А: Немецкая проза еще очень молода: Гете считает Виланда ее отцом. В: Так молода и уже так безобразна! С: Но - насколько мне известно - епископ Ульфиль уже писал немецкой прозой; следовательно, она существует около полутора тысячи лет. В: Так стара и все еще так безобразна!

91

Самобытно-немецкое. - Немецкая проза, которая ценится как самобытный продукт немецкого вкуса и которая в самом деле составилась не по одному образцу, могла бы горячему защитнику будущей самобытной немецкой культуры дать указание на то, какой вид будет иметь настоящая немецкая одежда, немецкая общительность, немецкое убранство комнат. Один немец, долго думавший над этим, в ужасе воскликнул: "Но, Боже мой, мы, может быть, уже имеем эту самобытную культуру - только никто об этом не говорит охотно!"

92

Запрещенные книги. - Никогда не нужно читать, что пишут заносчивые всезнайки и бестолковые люди, обладающие отвратительнейшей из всех привычек - привычкой к логическим парадоксам: они применяют логические формы именно там, где все, в сущности, грубая импровизация, построенная на воздухе. ("Итак" значит у них: "глупый читатель, не для тебя существует это "итак" а для меня"; на это следует ответ: "писатель-осел, зачем же ты пишешь?").

93

Выказывать ум. - Каждый человек, желающий выказать свой ум, дает тем самым понять, что он в избытке одарен противоположным качеством. Дурная привычка остроумных французов придавать своим лучшим выдумкам оттенок неряшества происходит от их желания казаться богаче, чем они в действительности; они, как бы утомленные тем, что постоянно награждают из переполненных сокровищниц, дарят неохотно.

94

Немецкая и французская литература. - Несчастье немецкой и французской литературы, за последние сто лет, кроется в том, что немцы слишком рано покинули школы французов, а французы, впоследствии, слишком рано стали посещать школы немцев.

95

Наша проза. - Ни один из современных культурных народов не имеет такой плохой прозы, как немцы; и когда умные, избалованные французы говорят: нет "немецкой прозы", то нам не следует сердиться, так как это, в сущности, гораздо любезнее того, что мы заслуживаем. Если вдумываться в причины этого явления, то придешь к удивительному заключению, что немец знает только импровизационную прозу, о другой же не имеет никакого понятия. Ему совершенно непонятно, когда итальянец говорит, что проза настолько же труднее поэзии, насколько для скульптора изображение нагой красоты труднее красоты одетой. Над стихами, образами, рифмой и размером нужно много работать - это понимает и немец и потому не придает особенной цены экспромптам в стихах. Но трудиться над страницей прозы, как над статуей, кажется ему невероятным.

96

Высокий стиль. - Высокий стиль возникает, когда прекрасное одерживает победу над необычайным.

97

Уклонение. - Нельзя понять, в чем заключается у выдающихся умов утонченность их выражений и оборотов речи, пока не скажешь себе, какими словами посредственный писатель неизбежно выразил бы ту же вещь. Все великие артисты, при управлении своей колесницей, склонны уклоняться, ускользать но не опрокидываться.

98

Нечто в роде хлеба. - Хлеб нейтрализует вкус других блюд, сглаживает его; поэтому он необходим при каждой более продолжительной еде. Во всех художественных произведениях должно быть нечто вроде хлеба, чтобы давать им возможность производить различные впечатления; иначе, если они будут следовать одно за другим без перерыва, без отдыха, то вызовут быстрое утомление и даже отвращение: тогда продолжительное насыщение искусством станет невозможным.

99

Жан Поль. - Жан Поль знал очень много, но не был ученым; он усвоил себе различные приемы искусства, но не был художником; почти все находил удобоваримым, но не находил ни в чем вкуса; свои чувства и свою серьезность он выражал под противным слезливым соусом; он был даже остроумен - но, к сожалению, гораздо меньше, чем желал этого, и поэтому приводит читателя в отчаяние именно своим неостроумием. Вообще, Жан Поль был пестрой, пахучей сорной травой, выросшей за ночь на нежной плодоносной ниве Шиллера и Гете: это был спокойный, хороший человек, но все же являлся роковым стеснением в халате.

100

Уметь оценивать и противоположное. - Чтобы насладиться произведением прошлого времени, как им наслаждались современники, нужно обладать господствовавшим тогда вкусом, с которым это произведение и боролось.

101

Писатель, напоминающий спирт. - Некоторые писатели представляют не дух и не вино, а спирт: они могут воспламениться и тогда греют.

102

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное