Странник по прозвищу Скиф

— Почтение тебе, Каратель! Но при чем тут мое лицо? Я не понимаю… Это же самая простая трансформация, если не считать первичной формы!

Формы, отметил Джамаль. Какова же эта форма, если она, согласно легендам, не отличается от бесформия? Но об этом — после; сейчас ему хотелось выяснить более важные вещи.

— Зуу'Арборн — твой Дающий, — терпеливо повторил он. — Ты помнишь о нем? Знаешь? И если знаешь, то что? Пленник пожал плечами.

— Все, что захочу, сегани! Но зачем? Разум его скуден и не представляет ценности. Тебе, я думаю, досталось кое-что получше во время Второго Рождения… не партнер-варвар с забытой Творцом планеты и не ущербный разум, какие положены касте Аркарба, а личность Дающего из мира Каар-Те или Ригола… И потому ты — Каратель, а я всего лишь тавал, Посредник при механизмах! Ты обрел полноценную индивидуальность, а я — жалкую кучу предрассудков, дикарских страхов и бесполезных воспоминаний!

— Вот и покопайся в них, в этих воспоминаниях, дорогой, — сказал Джамаль.

— Может, и отыщется что-то полезное.

Он — вернее, Ри Варрат, телгский Наблюдатель — был доволен, ибо в этот миг совершил великое открытие, столь же важное, как обретенная им защита.

Индивидуальность! Пусть это не являлось синонимом души, зато определяло цель Бесформенных в привычных ему рамках, в категориях не теологии, но психологии. Разумеется, телгской психологии, гораздо более развитой, чем земная. Индивидуальность была одним из стержневых ее понятий, включающим комплекс сознательного и подсознательного, рационального и иррационального — всего, что позволяло разумному существу осознавать себя личностью. И соплеменники Ри Варрата давно знали, что это качество нельзя отождествлять с разумом. У них имелись мыслящие машины, вполне разумные по всем человеческим меркам, но лишенные индивидуальности; и эта армия покорных слуг молчаливо свидетельствовала о том, что разум и самосознание — различные вещи.

Несомненно, Бесформенные, так же как мыслящие роботы Телга, были лишены индивидуальности, но жаждали ее обрести. А заполучив это сокровище — путем самого беззастенчивого грабежа! — не слишком интересовались прошлым ограбленных.

И зря!

Джамаль следил, как меняется лицо пленника, блуждавшего сейчас среди воспоминаний Зуу' Арборна, джараймского купца. Среди бесполезных воспоминаний, дикарских страхов и жалких предрассудков…

Он поднял палец, призывая Скифа к осторожности, и тот протянул руку над плечом оборотня.

Вовремя!

Глаза Посредника вдруг вспыхнули, он дернулся и попытался привстать, но Скиф рявкнул: «Сиди!» — и придавил его к полу. Теперь мнимый Зуу'Арборн глядел на Джамаля снизу вверх, оскалившись, словно угодивший в капкан хорек; щеки его внезапно отвисли и побледнели, черты смазались и начали расплываться.

— Ты не Каратель, не сегани! — прохрипел он, извиваясь в могучих руках Скифа. — Теперь мне ясно, отчего у тебя нет плаща сегани, нет круглого шлема и жезла власти! Я вспомнил, все вспомнил! Ты — двуногий червь, Джаммала, варварский князек! Со своим ничтожным отродьем! Вы не сархи, не Воплотившиеся, не Каратели, вы оба — прах земной! Жалкая мразь из стада Дающих! Но как… как же… — взгляд оборотня метнулся к хлысту, потом — на лицо Сийи, на ее сверкающий меч. — Так вот в чем дело… — пробормотал он. — Самки… самки из пещер на востоке… проклятые твари… те, что бесполезней праха…

— Тут ты немного ошибся, дорогой, — сказал Джамаль, пощипывая бородку. — Ну, раз ты меня припомнил, отчего бы нам не потолковать? Как двум старым знакомцам? — Он выдержал паузу и покосился на мерцающий зеленый круг. — Скажи-ка мне первым делом…

* * *

Спустя полтора часа допрос был завершен.

Это существо с обличьем Зуу'Арборна боялось страданий и уничтожения, и ужас заставлял его говорить. По его словам, Перворожденные Сархата, отделившиеся от плоти Творца, не испытывали страха смерти, но те, кто получал индивидуальность, приобретали вместе с ней и все присущее человеку — или иному существу, выступавшему в роли Дающего. Это касалось даже самой низшей касты, рабочих-аркарба, которым были предназначены ущербные личности, извлекаемые из Дающих хлыстом-разрядником.

Итак, оборотень страшился и говорил; правда, не всему сказанному стоило верить. Джамаль — или скорее Ри Варрат, — временами подключая свое восприятие эмпата, ощущал, как всплески страха, презрения и ненависти сменялись злорадством. В такие моменты взор его обращался к Сийе, и над головой пленника свистел клинок; обычно это помогало.