Странник поневоле

Богдан тоже усмехнулся: придумка аль-Хасима была, конечно, идиотская, но ему лучше знать, за сколько мешков несуществующих самоцветов покупается местный правитель.

– В общем, ты меня понял: главное, держись так, словно мечтал стать подданным халифа. Он рад расширить свои владения и число подданных – это поз-волит в будущем вести более успешные военные кампании против китайцев, ведь рано или поздно придётся захватить их земли. Поэтому он, скорее всего, снарядит посольство в твою мифическую страну. Я, само собой, войду в это посольство вместе с тобой, а как только отъедем на приличное расстояние от города, перережем людей халифа – и к твоим вратам.

Богдан поморщился: ему лишний раз становилось понятно, что и с ним аль-Хасим церемониться не будет, когда получит всё что нужно.

– Перережем? – с деланным сомнением протянул он. – А если их будет много?

– Халиф для первого раза пошлёт небольшой отряд, с которым мы легко справимся – мои люди будут ждать в засаде. После этого у нас появится достаточно времени, чтобы никакая погоня нас не достала, тем более что мы двинемся совершенно в ином направлении, ведь так? – И шейх засмеялся, довольный своей изобретательностью, а точнее сказать – вероломством.

– Что ж, – согласился Богдан, невольно передёрнув плечами, – ваша хитрость, досточтимый аль-Хасим, делает вас опасным противником и почитаемым господином. Я готов служить вам верой и правдой!

Про себя же Богдан подумал, что подобные планы шейха полностью развязывают ему руки: с ублюдком можно не церемониться, и при первом удобном случае расправиться с ним, прежде чем вероломный араб прирежет его, добравшись до дворца.

– Служи мне верой и правдой, ты правильно сказал! – похвалил аль-Хасим. – У тебя будет всё: богатая жизнь, женщины, всё что пожелаешь!

Землянин усмехнулся. Его подмывало спросить, а оставят ли ему эту самую жизнь, но вместо этого он только промурлыкал, переиначив под местные условия и арабский язык, популярную когда-то песенку:

– …А за это, друг мой милый, будут деньги, дом богатый, много женщин и коней…

– А ты, оказывается, поэт! – вполне искренне удивился шейх. – Можешь сложить стихи про меня, разрешаю! Но если стихи будут плохими, то я могу обидеться и наказать тебя, так что подумай! Так что служи мне хорошо во всех отношениях! – и аль-Хасим наставительно погрозил пальцем, хитро щурясь.

Богдан улыбнулся и почтительно поклонился. Он начал ощущать странную уверенность в себе и даже некое наслаждение новой опасностью. Его познание подобных переживаний проходило некий новый этап. Вот он оказался совершенно безоружен и в полной власти выходца с арабского средневекового Востока – и, тем не менее, чувство безысходности, которое давило на психику в первые часы его плена, незаметно растворилось, уступив место азарту состязания с обстоятельствами.

Он высказал пожелание взять уроки обращения с саблей и луком. Аль-Хасим поморщился.

– Зачем это тебе? – подозрительно спросил он. – Ты боишься? Да, мы окажемся на территории китайцев, и там могут случится стычки, но с нами будет хорошо вооружённый отряд верных мне людей.

– Ваша честь, – Богдан прижал ладонь к груди, – мне не хочется, чтобы вы считали меня трусом. Поэтому я не собираюсь отсиживаться за спинами ваших воинов. Мне хотелось бы оказывать посильную помощь, но я не умею владеть вашим оружием. Если бы со мной осталось моё, то я был бы очень вам полезен, а так…

Он умолчал, что будь с ним лучемёт, чёрта с два он вообще разговаривал бы с шейхом на положении пленника.

– Вернули бы мне хотя бы мой кинжал, – попросил Богдан.

Шейх вытащил полевой нож и долго его рассматривал, водя пальцами по рукоятке. Существовала вероятность, что он случайно активирует поле вокруг лезвия и тогда легко останется без руки. Последствия такого инцидента для Богдана, разумеется, были бы самыми плачевными, но всё обошлось.

– Что ж, – молвил, наконец, аль-Хасим, – ладно, ты меня убедил. Я прикажу Абдаллаху попрактиковаться с тобой во владении оружием. Я даже верну тебе твой кинжал, но не ранее, чем мы выедем из Дамаскуса.

Богдан с искренней благодарностью поклонился, сидя в седле:

– Мудрость ваша, досточтимый аль-Хасим, велика. Не сомневайтесь, я буду вам полезен.

Так, за разговорами и размышлениями, он и его конвоиры добрались до резиденции шейха. Дом аль-Хасима представлял собой дворец, несравнимый, конечно, с Недшмэддином, но достаточно вместительный. За высоким каменным забором раскинулись сад площадью не менее гектара и комплекс зданий, частично каменных, частично глинобитных, в которых, судя по всему, обитала прислуга.

Богдану отвели помещение в половине для гостей – условия для пленника оказались более чем роскошными: в одной из комнат были даже небольшой бассейн и зимний сад, если здесь существовало понятие «зима». Во всяком случае, в зале не менее, чем пятьдесят квадратных метров, примыкавшем к комнате с бассейном, стояли кадки и горшки с разнообразными растениями и диваны, на которых можно было отдыхать.