Странник (СИ)

Она задрожала, её тело выгнулось, словно отвечая на ту страсть, которую она так давно хотела выплеснуть. В голове был только он. Только Чезаре. Это его руки на ее плоти…это он ее ласкает. Оргазм был ярким, ослепительным и уже не первым, посвященным ему, с его именем на губах.

Но всё это было лишь мечтой. Только мечтой. И она знала, что её сестра стояла на пути к этому. Анжелика всегда была препятствием. И всегда будет.

Но Рита решила, что это должно измениться. Она докопается до правды. Узнает всё, что мать скрывает. Она выведет их всех на чистую воду и разрушит этот идеальный мирок, в котором Анжелика так удобно устроилась.

Потому что ей всегда было мало. Теперь её очередь. Когда Рита вернулась к реальности, её тело всё ещё было охвачено жаром. Но этот жар теперь стал гневом. Гневом на свою сестру, на мать, на всех вокруг. Она должна узнать правду.

Мать что-то скрывала, это было очевидно. Анжелика тоже. Но Рита не собиралась сидеть в стороне и смотреть, как они продолжают свои игры, в которых ей нет места.

Она подошла к зеркалу, глядя на своё отражение. Её глаза горели ярче, чем когда-либо. Она чувствовала, как её сердце ускоряется, как в ней просыпается холодная ярость.

— Я узнаю, — тихо произнесла она, глядя на себя, словно на чужого человека. — Я узнаю всё. И тогда ты, Анжелика, больше не будешь в центре этого чёртового мира.

Рита сжала пальцы в кулаки, её ногти вонзились в кожу. Но боль не трогала её. Она была слишком занята планами на будущее.

Ей нужно было только время. И Чезаре будет принадлежать ей!

Глава 14

Пальцы сжимали платок всё крепче, и я вдруг поняла, что это единственное, что удерживает меня от крика. Мой рот был сжат до боли, как будто я пыталась удержать все слова внутри, но они всё равно пробивались наружу, рвались изнутри, раздирая меня на части. Я пыталась сосредоточиться на чём-то другом — на шуме машин, на людях, которые проходили мимо, на запахе жареных каштанов, который доносился из соседнего киоска. Но всё это было как в тумане. Я шла на автомате, и каждый шаг приближал меня к тому месту, откуда я сейчас хотела убежать. Церковь. Я видела её шпили вдали, и сердце замирало с каждым приближением.

Боже, я боюсь. Я боюсь сказать ему…Боюсь себя боюсь, что не смогу и сломаюсь.

Церковь возвышалась впереди, её острые шпили резали небо, как кинжалы, пронзающие бескрайнюю синеву. Я смотрела на неё, и внутри всё сжималось, как будто кто-то выкручивал мне сердце. Эти острые контуры были как руки, что тянулись за мной, пытаясь удержать, схватить за горло, не дать уйти.

Я шла на эту встречу, словно на казнь, заранее зная, что не выдержу. Но я обещала матери. Я поклялась, что покончу с этим раз и навсегда. Она настояла, и я, слабая и сломанная, согласилась. Но теперь мне казалось, что я не смогу. Что даже если скажу это, то потом снова приползу к нему, как грешница, молящая о прощении.

Я остановилась перед массивными дверями, обхватив пальцами холодный металл. Стальные ручки, такие тяжёлые. Я закрыла глаза и вдохнула глубоко, пытаясь успокоить бешеный ритм сердца. Но казалось, что все нервы оголены, что я стою на краю пропасти, и ветер вот-вот столкнёт меня вниз.

Ты должна это сделать, Анжелика. Это правильно.

Но я не верила. Ни одной секунды. Даже сейчас, когда я готова была переступить порог церкви и сказать ему те слова, что мама вложила мне в голову, я знала, что это ложь. Грязная, ужасная ложь. Но разве у меня был выбор? Я должна была освободить его. Освободить себя. Но почему это казалось таким невыносимым?

Внутри церкви было тихо. Так тихо, что я слышала каждый удар своего сердца. Оно билось так громко, что, казалось, даже стены отзывались на эти удары. Свет пробивался сквозь витражные окна, и цветные тени падали на пол, словно старые призраки, замеревшие в немом танце. Как и я. Замершая в своей тьме, в своих страхах.

Чезаре здесь. Я всегда знала, где он. Мы были связаны невидимой нитью, и эта нить тянула меня к нему, даже когда я пыталась её разорвать. Даже когда мне говорили, что это грех. Он был как наркотик, от которого я не могла отказаться на который подсела так, что не было сил сопротивляться. Я не могла уйти, не могла забыть.

Я увидела его силуэт в полумраке исповедальни. Он сидел, склонив голову, и в этом жесте было что-то спокойное, почти смиренное. Но я знала его слишком хорошо. Это была маска, за которой прятался гнев, боль, страсть — всё то, что он скрывал от всех остальных. Только не от меня.