Странники в ночи

Мы дошли до Бикмен-плейс, небольшого квартала у реки, застроенного георгианскими виллами. Укрытые снежной пеленой островерхие крыши, обледенелые стволы деревьев, свинцовые переплеты окон в ореолах инея — казалось, я попал в какую-то северную сказку. Венки из остролиста на дверях были словно из хрусталя. Тина остановилась. Под капюшоном куртки ее покрасневшее от мороза лицо выглядело багровым.

Я привлек ее к себе. Ее прекрасные глаза, усталые, растерянные, смотрели на меня как будто из другого мира. Снег озарял ее своим сиянием. Какой бы она ни была — роковой женщиной, молчальницей, наркоманкой, пусть даже законченной психопаткой, — ни с кем я не взлетал так высоко в небо.

— Джек, — спросила она, — по-твоему, я еще красивая?

Я изо всех сил сжал ее в объятиях.

— Sei la piu bella, Tina. Nessuna a Roma e piu bella di te.

…

Меня разбудил телефон. Я взглянул на часы: десять утра. Я находился в гостиной маленькой квартирки, где жила Тина. Вокруг — ни звука. Я поднялся с кресла, в котором провел ночь, постучал в дверь спальни. Потом нажал на ручку и открыл дверь. В комнате никого не было.

Я прошел через гостиную в кухню, приготовил себе кофе. Бикмен-плейс по-прежнему застилал пушистый снежный ковер. Старая дама гуляла с собакой под заиндевевшими деревьями.

Усевшись перед дымящейся чашкой кофе, я начал восстанавливать в памяти события вчерашнего дня. Странную обстановку в мастерской Уорхола. Прогулку по тихому, занесенному снегом кварталу. Потом — загадочное поведение Тины, когда мы с ней вошли в ее квартиру. Налив два стакана виски, она усадила меня в кресло, стоявшее в гостиной.

— Подожди меня, — сказала она, — мне нужно взять кое-что из спальни.

И исчезла. Прошло пять минут. Она не возвращалась. Я заглянул в спальню: она лежала на кровати одетая и крепко спала, размеренно дыша, приоткрыв рот. Она даже не погасила лампу на тумбочке. Просто свалилась и заснула, как будто весь остальной мир не имел для нее никакого значения.

Я выключил лампу, выпил оба стакана виски и, полумертвый от усталости, прикорнул в кресле.

Гостиная носила на себе отпечаток стиля, когда-то так любимого в определенных кругах старого Нью-Йорка: лепной потолок, затейливо украшенный камин, английские окна. Такая девушка, как Тина, по своей воле ни за что не поселилась бы в подобном месте. Это становилось ясно с первого взгляда. Вокруг белого пластикового стола были расставлены круглые, похожие на пузыри, табуретки. По сравнению с ними белое кожаное кресло, в котором я спал, казалось каким-то мастодонтом. Два стальных хромированных торшера свесили вниз абажуры-колокольчики. По белому ковру, в нескольких местах прожженному сигаретами, были разбросаны подушки с геометрическим орнаментом. Другой мебели в комнате не было, только стереопроигрыватель и телевизор овальной формы на прозрачной пластиковой ноге. На ковре валялись журналы Vogue, стояли подсвечники с розовыми и лиловыми свечками. Чувствовалось, что эта комната целый сезон была забавой для посетителей, а потом они перестали ее замечать. На стенах были прикреплены кнопками две одинаковые афиши:

COME BLOW YOUR MIND

The Silver Dream Factory Inevitable

With

Andie Warhol

The Velvet Underground

And

Nico

The Dom, April 1966, 19–27[26]

Со стороны входной двери послышался шум. Кто-то поворачивал ключ в замке. Я встал. Хлопнула дверь, и через секунду в комнату вошла Тина. В руках у нее был бумажный пакет.

— Где ты была?

— Ты спал, Джек, и я вышла за сэндвичами и булочками.

Тина поставила пакет на низкий столик. Она переоделась. Сейчас она была в синем пальто, свитере с высоким воротом, расклешенных брюках. Передо мной было лицо, которое я впервые увидел в Риме, только немного осунувшееся, побледневшее, смятенное, как будто ее красота страдала от ужасающей душевной бури. В тусклом зимнем свете было видно, что ее затягивает тьма. И все же эта кошачья грация, груди, круглившиеся под мягким свитером, этот чувственный рот по-прежнему так же неодолимо будили во мне желание.

Я подошел к ней и взял ее за плечи.

— Нет, только не это!

Она отвернула голову, чтобы не дать мне губы.

— Только не это! — повторила она. — Не с тобой.

— Почему?

— Нет, Джек! Слишком много зла ты мне причинил.

Меня как будто ударили кулаком в лицо.

— О чем ты?

— Тебе не понять, Джек. Ты пробудил во мне все это… Я не хочу начинать снова…

Я почувствовал, как мои пальцы впиваются ей в плечи. Но она не шелохнулась.

— Что значит «все это»? — с нажимом спросил я.

— Демонов.

Она не опустила глаз.

— Каких демонов?

— Что-то внутри меня. Оно свело меня с ума, Джек. Если ты меня хоть немного любишь, останься со мной, и не будем больше заниматься этим. Теперь все по-другому.

— Тина, ты сама была демоном!

У нее задрожала нижняя губа.

— Нет, — выкрикнула она, — это была не я!

Она рывком высвободилась, упала в большое кресло. Судорожным движением вытащила из кармана брюк пачку «Мальборо», закурила. Руки у нее тряслись.

— Сядь, Джек. Сядь, пожалуйста.