Странники войны

К удивлению обоих, ресторан продолжал жить своей не столь уж скудной, по военным представлениям, жизнью. Несколько основательно подвыпивших офицеров продолжали наслаждаться всеми прелестями тылового бытия, лаская кто бокал, а кто – уже и вечернюю спутницу. Официанты все еще с опаской посматривали на потолок, что, однако, не помешало им вовремя заметить важных посетителей и усадить их за столик у небольшой эстрадки, на которой тут же – очевидно, узнав, что в зале появился генерал СС – возникли скрипач и аккордеонист.

– Вот он – неистребимый германский дух, – с мрачной иронией заверил фон Риттена Скорцени. – А вы пытаетесь загнать всех нас под землю да еще и стращаете армадами английских бомбардировщиков. Вы не правы, бригаденфюрер.

Барон вежливо промолчал, а когда официант принял заказ, вдруг встрепенулся, словно вспомнил, что до сих пор не сообщил нечто очень важное.

– А знаете, в чем, собственно, проявлялось сумасшествие штандартенфюрера Овербека? Ведь, кажется, именно это интересовало вас?

– Я вообще питаю особое пристрастие к безумцам. «Наверное, потому, – добавил Скорцени про себя, – что и сам давно принадлежу к их числу».

– Он приказал везде, где только можно, чуть ли не на каждом перекрестке штолен, вырубать кресты. Прямо из подземного камня. Отвлекая при этом массу рабочих, а порой и солдат СС.

– Зачем это ему понадобилось?

– Одна из версий самого штандартенфюрера – воздвигая кресты, рабочие и солдаты уже в значительной мере искупают свои грехи.

– Ну и что? Вполне логично, – невозмутимо признал Отто. – Не понимаю, почему вы не одобряете его стараний.

– Всегда считал, что вполне достаточно будет одного-единственного креста – над всем гарнизоном «Регенвурмлагеря», – в тон ему ответил барон.

– Иное дело, что я никогда не предполагал, что среди офицеров СС появляются столь набожные люди. Как не предполагал и того, что установление крестов может служить достаточным свидетельством не только нелояльности режиму, но и нашего всеобщего безумия.

Пиво оказалось отменно свежим. Несмотря ни на что, местный пивоваренный завод продолжал держать марку лучшего поставщика этого несравненного напитка во всей Вестфалии. Наслаждаясь им, Скорцени подумал, что неплохо было бы и его опустить под землю, вместе со всем оборудованием и персоналом. Тогда уж точно жизнь в рейх-Атлантиде мало чем отличалась бы от земной.

– Согласен, этого было бы явно недостаточно для подобной суровости, – говорить вполголоса барон не то чтобы не желал, а попросту не умел. Нагловатый бас его громыхал похлеще баса Скорцени, причем любую банальность он произносил с таким громогласным апломбом, что ему позавидовал бы лучший королевский глашатай средневековья. – Мало того, все эти причуды его до поры до времени терпели. Пока однажды штандартенфюреру не пришла в голову мысль установить такие же кресты возле входов во все три крематория.

– Что вполне можно было расценить как заботу о душах безвременно убиенных, – продолжал язвить обер-диверсант в присущем ему мрачно-саркастическом духе. – Жаль, что мы не позаботились о крестах, которые освящали бы последний путь обреченных в таких же наземных заведениях.

– Да к тому же заставлял всех отправляющихся в действующие при этих крематориях газовые камеры, молиться за спасение душ тех, кто обрекал их на гибель. С просьбами к Господу отпускать им грехи, яко убийцам.

Сказав это, барон воинственно грохнул пивной кружкой о стол и победно взглянул на Скорцени, будучи твердо уверенным, что уж теперь-то у «самого страшного человека Европы» не найдется никаких аргументов, которые бы ставили под сомнение сумасшествие, а заодно и антипатриотичность деяний штандартенфюрера.

– Но согласитесь, что в этом его стремлении одним жестом облагородить и жертв, и палачей просматривается нечто небесно-мистическое.

– Точно так же решили и в гестапо, – осклабился барон, оголяя желтизну зубов в морщинистом, сугубо азиатском оскале.

«После того как получили ваш донос, господин бывший заместитель коменданта», – про себя уточнил Скорцени.

– Зато когда его расстреливали, то, ради справедливости, тоже дали возможность помолиться у креста, одного из сотворенных по его приказу, во избавление от греха всякого из палачей?

Барон замялся и лишь после затяжного смакования белопенного напитка, что тоже было похоже на молитву, просветил штурмбаннфюрера:

– В том-то и дело, что пока он не расстрелян. И вообще, о том, что его следует расстрелять, я узнал только сегодня, вместе с вами, из уст фюрера. Пока же он арестован и размышляет над превратностями судьбы, сидя в одном из карцеров «Регенвурмлагеря». Но слово было сказано, а всякое слово фюрера произносится то ли как награда, то ли как приговор.

– Уверен, что в ситуации со штандартенфюрером Овербеком счастливо совмещены оба эти волеизлияния, – ответил Скорцени. – Однако прежде, чем ваши подземные стрелки пожертвуют ради него несколькими патронами, все же позвольте штандартенфюреру воздать им хвалу.