Странники войны

Сталин осатанело повертел головой, словно пытался утолить неутолимую зубную боль. Открыв небольшую коробочку с табаком, наполнил им трубку, прикурил и мрачно взглянул на все еще стоявшего Берию.

– Что ты стоишь передо мной, словно солдат перед генералом? – столь же мрачно, но совершенно миролюбиво спросил его Сталин, уже почти без акцента. Подождал, пока Берия присядет на краешек стула, а сам поднялся, движением руки заставив Лаврентия сидеть. – Значит, они назвали операцию «Кровавый Коба»? Использовав мою… ну, скажем так, кличку. Почему ты побоялся записать ее в дело?

Берия поежился и виновато отвел глаза.

– Само название операции говорит о том, что организаторы террористического акта придавали ей политическое значение: что она должна иметь международный резонанс даже в случае ее провала. Правильно мы с тобой понимаем, Лаврентий?

– Показания диверсантов – тому подтверждение.

– Так должны ли мы давать Гитлеру и Гиммлеру возможность использовать этот резонанс? Нэ должны.

Берия ждал, что Сталин добавит еще что-то такое, что бы способно было прояснить его замысел. Однако вождь решил, что уже все сказано.

– Подумай над этим, Лаврентий.

«Над чем думать, черт возьми?! – хотелось выкрикнуть Берии, но он вовремя осадил себя: – А ты все же подумай».

– Почему бы нам не организовать такой же террористический акт против Гитлера?

– Террористический визит вежливости? – остановился Сталин у окна.

– Почему они могут, а мы нет?

– Потому что тогда мы, опять же, позволим немцам использовать пропагандистский заряд, направленный против нас самих. Понял?

– Как скажешь, Иосиф Виссарионович, – и не собирался упорствовать Берия.

– Возьми это дело. И не носись с ним по кабинетам. Пусть даже самым секретным. Через три дня жду тебя с докладом… Лаврентий.

* * *

Выйдя из кабинета, шеф НКВД ошарашенно оглянулся на дверь. Он так и не понял, о чем ему предстоит докладывать. О том, что Кондаков расстрелян без суда и следствия, убит при попытке к бегству? Так о чем тут докладывать и в чем проблема? Приказал – пальнули. За ним, Берией, не заржавеет. Что «дэла» не передано в суд? Так ведь кто решится передать его без разрешения Хозяина?

Уже когда Кремль остался далеко позади, Берия приказал свернуть к Москве-реке. Водитель знал то местечко в небольшом парке на изгибе реки, которое давным-давно облюбовал Лаврентий Павлович, и, немного попетляв по старинным улочкам, вырвался на пустынную аллею, словно на взлетную полосу.

Подойдя к чугунному парапету, Берия облокотился на него и всмотрелся в чернильно-свинцовую рябь.

Река завораживала его, течение мыслей постепенно сливалось с течением воды, и очень скоро он оказывался вырванным из потока реальной жизни, постепенно перемещаясь в задумчиво-бездумное небытие.

«А ведь ОН решил, что и это покушение сфабриковали мои расстрельщики, – всплыла в памяти недавняя обида. – ОН, очевидно, считает, что я уже способен заменить абвер, диверсионную службу СД и все прочие службы рейха. А если Коба догадывался, что кое-какие дела действительно были состряпаны, то какого дьявола делал вид, будто ничего не происходит?.. Да потому что знал: лучшего способа истребления внутренних врагов режима до сих пор никто не придумал. Извините, не удосужились. И не вздумай немедленно уничтожать этого диверсанта, Кондакова! Не спеши расстреливать его! – словно заклинание повторил Берия, так толком и не решив для себя, почему, собственно, он должен сохранять ему жизнь. – Не торопись. Так или иначе, а за тобой не заржавеет…»

Берия вдруг подумал, что если Кондакова отправить на тот свет прямо сейчас, то, во-первых, это может сразу же вызвать подозрение. Во-вторых, даст возможность Сталину вновь и вновь обвинять его в том, что операцию «Кровавый Коба» сам он и спровоцировал. А так – есть все еще не убиенный агент, которого можно допросить хоть в присутствии всего Центрального Комитета. И запросто проследить его путь к Москве.

«А ведь пока Кондаков будет жиреть на тюремной похлебке, Коба будет чувствовать себя неуверенно, – осенил себя сатанинской улыбкой Берия. – В любое время подробности операции, ее название могут выйти из-под покрова секретности. А то, что русский офицер, по заданию абвера, пытался убить самого вождя, «Кровавого Кобу»… Кому нужны такие прецеденты? А там ведь может всплыть и история с жандармом, давним знакомым Кобы еще по его вологодской ссылке. Но об этом еще не время…»

По реке медленно проходил небольшой пароходик, буквально забитый солдатами. Берию поразило, что с палубы его не долетало ни одного человеческого голоса – словно это был корабль, заполненный тенями давно погибших солдат-москвичей, решивших осмотреть свой город уже глазами астральных существ.

«В крайнем случае можно будет объяснить, что Кондаков нужен был для того, чтобы нащупать путь туда, в абвер или диверсионный центр СД, где этих живодеров готовили для отправки в Россию, – вернулся Берия к своим лагерно-земным теням. – А для убедительности подселить к нему провокатора. Под видом бывшего пленного, предателя, врага народа… Пусть лагерь-майор отведет душу».