Странники зазеркалья

Так пролетело лето. Наконец схлынула ярмарочная толчея, в корчме снова стало пустынно. С берёз полетели листья.

– Ишь как золотом сыплют, – сказал Корчмарь, подойдя во дворе к Певцу. – А у меня денег нет. Чем же платить тебе за работу?

– Как нет? – удивился Александр.

– Товарами все сундуки забиты, погреба снедью разной, а монет… – Он развёл руками. – Набирай чего хочешь. Соболя, браслеты серебряные, ножи булатные, парча. Сапог несколько пар. Кто чем торговал, тот тем и платил.

– Ничего мне не надо, – махнул рукой Александр. – Помоги встретиться со Скоморохом.

– Да зачем он тебе? Держался бы ты подальше от всего этого.

– От чего «этого»?

– Что-то я тебя не пойму, – нахмурился Корчмарь. – Если ты ничего про «это» не знаешь, то откуда ты вообще про Скомороха слышал? Или это я по-дурости сболтнул?

А ты обычных шутов бродячих ищешь, чтобы петь в балагане?

– Нет! Я ищу именно того самого Скомороха, – сказал Александр. – А зачем… – Он на секунду замер, придумывая что-нибудь правдоподобное. – Меня отец послал. Велел передать Скомороху вот это. – Он показал кошелёк, висевший на поясе.

– А как зовут твоего отца?

– Я звал его просто отец. А имя… – Певец пожал плечами. – Он был монахом, подобрал меня сироту и воспитывал с детства. А перед смертью рассказал, где искать Скомороха, и велел передать, что его скромная обитель всегда к услугам божьих странников.

– Божьих странников?! – встрепенулся Корчмарь. – Так и сказал? А ну-ка покажи кошель!

Александр отвязал от пояса холщёвый, довольно грубой работы мешочек. В нём перекатывалось несколько гвоздей и ещё каких-то железок. Корчмарь взял кошелёк, развернулся и пошёл в дом, жестом приглашая Александра идти следом. Раньше он не приглашал работника в своё жилище. Войдя, запер дверь и высыпал из кошелька всё содержимое. Потом взял нож и разрезал ткань. Под серым холстом сверкнула серебряная парча.

– Вот это да! – обмер Александр. – А я и не знал!

Оборвав маскировочные лоскуты, Корчмарь расправил узор и сморщился, как от зубной боли. На кошельке алел крест.

– Что? – Александр потряс его за плечо. – Почему ты так скривился?

– Это давняя история, – отмахнулся Корчмарь и медленно опустился на скамью. – Не хочу вспоминать…

– Всё равно ведь уже вспомнил. Рассказывай!

Корчмарь повертел кошель в руках, прищурился, разглядывая узор на парче, словно вглядывался в события многолетней давности.

– У одного гада был такой же кошель. Я хотел убить его, но Скоморох меня удержал. Сказал, что в честном бою мне его не одолеть. А если из-за угла или отравить, то, говорит, такой грех на душу возьмёшь, что не стоит его душа твоей.

И тогда я его проклял. На мучительную смерть проклял.

– Хочешь сказать, что «тот гад» мой отец?!

– Нет, – мотнул головой Корчмарь. – «Такой же» не значит «тот же самый». – Он перевернул кошелёк и Александр увидел с другой стороны кирпичную пирамидку, в центре которой был схематично изображён глаз. – У «того гада» была другая печать, – сказал Корчмарь и снова брезгливо скривился. – Никогда её не забуду! Тринадцатилучевая звезда.

– Тринадцати? – удивился Александр.

– Странное число, да? – усмехнулся Корчмарь. – Скоморох пообещал, что этот герб сгинет в безвестности, а его носитель умрёт в муках через двадцать лет, когда до конца сыграет свою роль. И потомки его будут прокляты, если я не отрекусь от своего проклятия. Но я не отрекусь. Такое не прощают!

– А что он сделал-то? – Александр сел рядом.

– Не хочу об этом, – снова сморщился Корчмарь.

– Тогда расскажи про Скомороха!

– А что рассказывать? Я встретил его лет двадцать назад. Скоморох тогда ещё сам выступал на площади, развлекая зевак. У меня не было ничего, чем я мог бы отблагодарить его за смех, который он подарил мне. Я ведь думал, что не способен больше смеяться. Совсем ещё юнец был… сирота. Он каким-то образом заметил меня в толпе и после выступления подозвал. Я подошёл. Он попросил помочь донести до дома заработанные деньги.

– Так много заработал?

– Да ну! – усмехнулся Корчмарь. – Это он так пошутил. Накидали ему немного бусинок, немного гвоздей, кто-то сот медовых положил. Чего с простого народа соберёшь? Я потом спрашивал, зачем он это делает? Прибыли-то никакой! А он: «Ну как же, говорит, никакой? Вон тебя всего с потрохами заполучил».

– Тебя?

– Я так у него и остался. Конечно, работа была тяжёлая, зато весело!

– А кем ты у него работал? Тоже скоморошил?

– Поначалу да, но у меня таланта не было. Я не смешной. Для балагана он других сирот собирал, позабавнее.

А меня на кухню определили кашеварить. Да вон на эту же кухню. – Он мотнул головой в сторону двери. – Это ж не моя корчма-то, – шёпотом сказал он. – Она всей нашей скоморошьей братией построена. А меня оставили здесь дела вести. Жена и люди думают, что мне она от отца в наследство досталась. Да и пусть думают. Так оно и есть. Скоморох мне вместо отца, считай.

– Он появляется здесь иногда? Какие-то указания даёт?

– Не. Сам давно не приходил. Если кто-то слово заветное скажет, то я должен накормить, ночлег предоставить, задание получить, о работе отчитаться, выручкой поделиться. Ещё мне слушать велено, что в народе болтают, и передавать местным скоморохам. Людям нравится, когда то, что у них на уме, у шута в прибаутке. Но настрого запрещено, чтобы люди видели, как я с шутами разговариваю. Даже презирать их должен. Не знаю зачем, – пожал он плечами, – но раз велено, выполняю.

– А какое «заветное слово»? – спросил Александр.

– А тебе зачем? – удивился Корчмарь. – Извини, не могу сказать. Секрет. Но ты его однажды произнёс, хоть и случайно. Что ж ты мне сразу этот кошель не показал? К Скомороху бы тут же гонцов отрядили!