Странница (СИ)

Маркус уложил ее на кровать, снял туфли, помассировал ступни, подсунул под спину лишнюю подушку – словом, танцевал вокруг нее, как сиделка возле больного. Приготовил шиану, все время не выпуская Лену из поля зрения, а она наблюдала, как он колдует над кувшином и вспоминала свое первое утро в этом мире, когда она проснулась в хижине, а Маркус точно так же добавлял какие-то травки и специи в кувшин, а шут обмахивал свою исхлестанную грудь рукой, потому что мазь сильно щипала… Какой он тогда был… растерянный. Словно и правда потерял что-то важное. Сейчас от этого и помину не осталось, он был вполне уверен в себе, но еще больше – в Лене. Как ни странно, это льстило. Когда в тебя верят – это очень много, вдруг поняла Лена. Никто в нее никогда не верил, включая и ее саму. А здесь… Ну ладно, темные мужики по деревням верят, они и в чертей верят, и в домового, и в то, что земля плоская. Но шут, один из наиболее образованных людей в Сайбе – об этом как-то Карис обмолвился, но прагматик Маркус, но Лиасс, проживший тысячу лет, но Родаг… Верят! Они верят, в частности, в то, что ее настроение может помочь шуту. А почему нет? Он действительно чувствует ее. А она – его. Значит, сейчас ей его чувствовать не надо, иначе захлестывает красный туман – это его ощущения, его боль и его страх. А как не чувствовать? Как отсечь? Может, и правда просто вспоминать. Есть что вспомнить… хотя бы осязаемый взгляд. Смешливые глаза в крапинку. Чутошная улыбка. Как он совал ей под нос ухо, по которому съездил разгневанный Маркус, и она впервые заметила, что оно сверху действительно заостренное. Как хорошо и спокойно ехать на лошади, прислонившись в нему, в кольце его рук, держащих поводья. Конечно, научиться ездить верхом надо, но так не хочется, потому что с ним лучше…

– Ты улыбаешься, – обрадованно сообщил Маркус. – Тут Карис хочет тебя увидеть, можно?

Ну, выгнать Кариса Лена никак не могла. Они втроем пили шиану, а Карис рассказывал им о Роше Виноре, которого они не знали: о королевском шуте. Вспоминал наиболее язвительные его шуточки или уморительные ситуации, в которые он регулярно попадал и из которых регулярно выпутывался с большой изобретательностью. Врагов во дворце у него было не так уж много, а недоброжелатели появились, когда он перестал быть шутом. Это расценивали как предательство. Маркус привязался с вопросами от отношениях шута и нынешнего посла, Карис долго мялся, а потом, смущенно поглядывая на Лену, поведал им историю классического адюльтера: шут самым вульгарным образом соблазнил молодую жену королевского сановника, да так вскружил ей голову, что дамочка потеряла и стыд, и разум, и шут уж не чаял от нее избавиться. Сановник неверную жену запер в отдаленном поместье вместе со свекровью (для полного ее счастья, очевидно), а на шута спустил собак, и тот довольно долго просидел на дереве, пока народу не собралось достаточно много. Тогда сановник предложил шуту выбор: оставаться на дереве еще очень-очень долго или спуститься, извиниться и принять наказание. Шут выбрал второе, получил пару пинков и с тех пор остерегался пересекаться с обманутым мужем еще и потому, что потом король добавил ему лично от себя.

– Главное, он сам понимал, что нехорошо вышло, – завершил Карис. – Он всегда очень точно давал оценку своим поступкам. Точнее, чем чужим. И короля этому сумел научить.

– Ты ведь любишь шута, Карис? – спросил Маркус.

– А можно его не любить? – улыбнулся Карис. – Все, кто знает его чуть-чуть получше других, его любят. Он, конечно, может быть неприятным…

– Ты вряд ли представляешь, насколько неприятным могу быть я, – усмехнулся Маркус. Карис склонил голову набок и слегка прищурился:

– Нет, дружище, это ты не представляешь, насколько неприятным могу быть я.

– Почему же? Очень представляю… после того как ты на прежнего посла ощерился.

Карис многозначительно улыбнулся.

– Мне шут сына напоминает. Он такой же шебутной был, так же до всего допытывался, всем интересовался.

– Был? – переспросила Лена.

– Ну да. Умер давно уже.

– Сколько ж тебе лет?

– Сто двадцать четыре. Лет тридцать-сорок еще, может, проживу. Я не сильный маг… но и не самый слабый.

– Сын он старости умер?

– Нет, конечно. Ему всего-то тридцать восемь было. Жена его отравила, дура набитая. Решила стать вдовой, получить его мастерскую и выйти замуж за любовника. Любовник ее и сдал. Спать-то он с ней спал, да вот смерти сына моего никак не хотел. А дочка его, внучка моя, сама уже бабушка, хоть и молодая. Ты же знаешь, Светлая, маги долго живут.

– А маги-женщины среди людей есть?

– Как не быть? Есть. Их все больше ведьмами называют просто. Шут однажды с такой ведьмочкой любовь крутил… – Карис мечтательно закатил глаза. – Он парень хоть и не шибко красивый, но обаятельный, любую уболтать мог. Правда, сильно последние годы не увлекался.

– Поумнел, – хмыкнул Маркус. – Чтоб по деревьям не лазить.