Странное это ремесло

Мы двинулись дальше по узкому желобу, который постепенно расширялся. По одну его сторону появилось несколько более приличных строений. Тут был бидонвильский рынок. На ящиках был разложен товар: зачерствелые ломти хлеба, полусгнившие апельсины, грязные комья спрессованных фиников.

После долгого странствования по пригородам мы снова оказались в европейском квартале Алжира. Присели отдохнуть в каком-то новом кафе в псевдоамериканском стиле. По другую сторону улицы открывался через стекло витрины интерьер ресторана «Феникс». Было обеденное время, официанты в белых смокингах торжественно разносили подносы с закуской — копченая рыба, тонконарезанная ветчина, красные омары и португальские устрицы на льду, грейпфрут в сиропе и маринованные огурчики, призванные пробудить к деятельности даже самые обленившиеся желудки. В глубине зала перед докрасна раскаленными спиралями электрического вертела в четыре ряда медленно поворачивались цыплята, На широких столах соблазнительно поблескивали бутылки итальянского киянти и французского шампанского, рейнского вина и испанской мадеры, а рядом высились пестроцветные груды плодов из всех частей света и всех времен года.

В этом городе не требовалось искать контрасты — они сами тебя находили. Однако опыт уже научил меня не слишком доверять им. Чем они эффектнее, тем больше риска, что читатель подумает: «Уж ты наговоришь!»

Сотрудник «Альже репюбликен» потратил на меня еще два дня. Этот славный, сердечный и любезный юноша порвал со своей мещанской семьей, чтобы вступить на путь, который вскоре привел его в подвалы полицейской инквизиции.

Поскольку я уже повидал в столице Алжира все, что хотел увидеть, я решил двинуться в глубь страны.

Было четыре утра. Озябший, невыспавшийся, прохаживался я по тротуару, а толпа арабов возле автобуса непрерывно росла и становилась все более шумной. Автобусу давно уже полагалось бы отойти, но тут не соблюдали особой точности, так как автостанция обслуживала в основном арабов.

Примерно в половине пятого появился наконец водитель, широкоплечий здоровяк с опухшей меланхоличной физиономией. Растолкав локтями толпу, он встал на подножку, обвел пассажиров беглым взглядом и кивнул мне. Не понимая, чем объяснить этот неожиданный знак внимания, я протолкался сквозь толпу и занял лучшее место, возле двери. Рядом со мной сел полный, приземистый сержант колониального легиона в красном берете и с еще более красным носом, настойчиво внушавшим мысль о том, что вино означает здоровье. Только после того, как мы, европейцы, уселись, пришла очередь туземцев — сначала в автобус влезли трое богатеев с женами, закутанными в шелковые покрывала, потом люди среднего сословия, а под конец беднота, которую затолкали, как скотину, на заднюю площадку.

Автобус тронулся и с грохотом понесся по безлюдным ночным улицам. За окном мелькали уже знакомые мне фасады зданий, украшенные неоновыми вывесками: «Алжирская пароходная компания», «Морские перевозки», «Фосфаты Константина». Я знал даже, кто скрывается за этими вывесками, — Шарль Шиафино, человек номер один в финансовой святой троице, которой, в сущности, принадлежал в те годы Алжир.

Перед кварталом «Мэзон каре» шоссе было перекрыто военными патрулями. В автобус ворвались вооруженные автоматами солдаты. Началась проверка документов, перелистывание каких-то списков, пристальное разглядывание встревоженных арабов. Особенно долго проверяли тех, кто ехал в конце автобуса, и под конец выволокли оттуда одного «подозрительного».

— Дикость! — презрительно обронил сержант, когда мы снова двинулись в путь. — Палим из пушек по воробьям.

Поскольку его слова не могли быть обращены ни к кому, кроме меня, я позволил себе спросить:

— И война тоже не нужна?

— А вы как думаете? Конечно, не нужна, — произнес он, что было несколько неожиданно для представителя французских вооруженных сил. — Мы даже не знаем, против кого воюем. Те самые люди, которые днем доносят нам, где появились партизаны, ночью взрывают наши склады боеприпасов и стреляют в нас.

— Кое-какие умные головы считают, что надо ликвидировать всех подряд, — вступил в разговор водитель.

— Всех подряд? — проворчал сержант. — Вон в сорок пятом мы ликвидировали полмиллиона. И чего добились? Результат налицо.

— Ты напомни об этом Бидо! — снова отозвался водитель. — Черкни письмецо и заодно от меня привет передай.

— Эти министерские задницы думают, что им из Парижа все видать. А мы тут жаримся, как на сковородке. Весь народ не перестреляешь, а пока есть недостреленные, будут и враги…

— Вы считаете, что надо дать им самоуправление? — наивно спросил я.

Сержант недовольно шмыгнул своим красным носом.

— Ничего я такого не считаю. Первым делом, не доросли они еще до самоуправления. Они ведь как дети несмышленые. Во-вторых, эта земля вот уже сто лет французская. Мы вложили в нее свой труд, кровь проливали… И свою собственную тоже.

— В таком случае, не понимаю, какой вы видите выход?

Вместо ответа сержант похлопал себя по толстому выпяченному животу.