Странности любви

Она давно не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. Конечно, и раньше бывали моменты, когда она ощущала себя счастливой. Мередит смеялась и танцевала, порой бывала приятно взволнована, удачно завершив дело. Она думала, что этого вполне достаточно, но теперь знала, что это не так. До сих пор ей было неведомо, что такое удовлетворение или наслаждение.

Это было потрясающее открытие; взволнованная, Мередит открыла глаза. То, что она увидела, было не менее волнующим.

Рядом с ней на боку лежал Тристан. Он тоже не спал. И смотрел на нее. Он не прикасался к ней, просто смотрел размягченным взглядом. Какие чувства он испытывал, она не могла понять. Белые простыни укрывали его бедра, отчего его кожа в слабом свете угасающего камина казалась загорелой, а каждая линия великолепного тела — еще более безупречной.

Рука ее сама по себе потянулась и коснулась его плеча. Она провела линию по его руке, лаская его кожу, с каждым движением ее дрожащих пальцев в ней просыпалось желание.

Он улыбнулся, поймал ее кисть и притянул к себе для поцелуя. Прикосновение его губ заставило Мередит задрожать от предвкушения, но она устояла перед этим ощущением.

Ей надо уходить.

Она отказывалась сожалеть о том, что произошло, но это была иллюзия, ничего больше. Благоразумие требовало от нее немедленно уйти и продолжить расследование. Сказать себе, что она никогда не испытывала страсти и наслаждения в объятиях Тристана, — вот единственный способ заставить себя закончить сбор доказательств его вины.

Но это было так трудно сделать, когда он потерся колкой щекой о ее ладонь.

— Я… я не могу остаться, — шепнула она, но слова ее прозвучали совсем неубедительно.

Его глаза потемнели, он крепко держал ее за руку:

— Не уходи.

Мередит закрыла глаза. Так трудно устоять. Особенно когда он обнял ее и притянул к своей груди. Их обнаженные тела соприкасались, и ее тело реагировало на это независимо от разума, точно так же, как — Мередит это чувствовала — его тело реагировало на нее.

— Тристан, — сказала она, стараясь напомнить себе о долге. — Это был… такой порыв. Я никогда не забуду этой ночи, но это не может продолжаться… да?

Он посмотрел на нее, его глаза в слабом свете угасающего камина казались почти черными. Губы его плотно сжались, брови нахмурились, будто он припомнил что-то, что подтверждало бы ее слова. Но что? Свою вину? Свои преступления?

Грудь Мередит сжималась от боли, она не могла заставить себя освободиться из его объятий.

— Может быть, ты и права, — сказал он.

Ужасное разочарование охватило ее, пусть он и облегчил ей задачу. Она начала осторожно отодвигаться, но рука, обхватившая ее талию, не отпускала.

— Может быть, мы не сумеем зайти еще дальше, чем уже зашли, — продолжал он. — Безусловно, я не могу обещать тебе будущее. Это несправедливо по отношению к тебе. Как джентльмену мне следует отпустить тебя. Нам нужно сделать вид, что ничего этого не было, но я… я хочу….

Сердце у нее сильно билось, толчки крови мешали осознавать окружающее, но Тристана она слышала.

— Чего ты хочешь? — умоляюще шепнула Мередит, не зная, какой ответ хотела бы получить. Она совсем не была уверена, что знает, чего хочет.

Он ладонью придержал ее щеку и поцеловал куда-то рядом с глазом.

— Я хотел этой ночи, я хотел того, что нашел в твоих объятиях, здесь, в моей постели. Тристан поцеловал ее в щеку, и сердце у нее затрепетало. — Не знаю, может ли со мной еще случиться что-нибудь такое же хорошее, такое же правильное после… — Он покачал головой и оборвал себя. — Мне это было нужно, Мередит. Ты нужна мне.

Мередит переполняли эмоции, грозя затопить ее полностью.

— Так ты не можешь предложить мне будущее? Только это?

— Не могу. — Он сказал это так тихо, что она с трудом смогла расслышать. — Сейчас нет.

— Почему? — спросила Мередит, не в силах совсем заглушить в себе тайного агента.

Тристан отстранился. Какое-то время он молча смотрел на нее, и она начала думать — сейчас он признается, что его вовлекли в дурные дела. Объяснит то, что явно мучило его. Мередит задержала дыхание, моля Бога, чтобы так и произошло. Если бы он смог довериться ей настолько, чтобы рассказать всю правду, его можно было бы спасти. Исправить то, что он натворил.

Но он снова покачал головой:

— Мое будущее неопределенно.

— Никто не может знать своего будущего. Почему ты более неуверен в нем, чем кто бы то ни было другой? — спросила Мередит, борясь с желанием забарабанить кулачками по его груди, чтобы вынудить его сказать правду.

— По многим причинам. Но поскольку я не могу быть уверенным в собственном будущем, я не могу, оставаясь честным человеком, предложить тебе разделить его со мной.

Непролитые слезы жгли ей глаза, и она прикрыла их, чтобы он не увидел ее мучений. Весь мир обрушился на нее. Когда Тристан сказал о неуверенности в будущем, Мередит поняла, что это значит. Это была еще одна улика в ее растущем списке.

Но успокоившись, она твердо поняла, что не может отрицать того, что хочет стать частью его неясного будущего. Несмотря ни на что.