Странные истории

–Грач!– выдохнул воодушевлённо Иван Петрович. Мы смотрели завороженно на птицу, а та, медленно махая крылами, облетела автостанцию, снизилась над автобусом и, плавно планируя, спустилась неподалёку от нас на единственную оттаявшую кочку. Опустившись на ком чёрной земли, грач ткнул носом мёрзлую землю, как бы проверяя – годна ли она для него, и остался на ней сидеть, внимательно осматривая нас и чувствуя всей своей грачиной душой, что начавшая оттаивать кочка уже больше не замёрзнет.

Саратов, 2007.

Про Гаврюшу – лешака и Ивана – дурака

(повесть-сказка)

1.

Жил был на свете лешачонок Гаврюша, по прозвищу Тихоня. Как и подобает лешакам, жил он неподалёку от кладбища в овраге, заросшего старыми ивами и шиповником. И занятие у него было лешачье – поздно вечером да ночью людей пугать и всякие пакости им устраивать. Как увидит одинокого прохожего, так и старается к нему подступиться.

Сначала, он издали ухать начинает, или какие другие звуки издаёт: например, заскрипит словно дерево на ветру или будто филин крыльями захлопает. Умел он и кошкой мяукать, и собакой лаять. А ещё он умел на человека самые простые чары наводить.

Наведение чар – задача трудная, но необходимая. В этом Гаврюша преуспел. Другие лешачата только мяукать, да лаять учились, а он уже людей с дороги сбивал и в лес уводил. Учителя в лешаческой школе его наперебой хвалили; говорили, что лешачок очень способный и долго в кладбищенских мяукальщиках не засидится. Среди своих одногодков Гаврюша ходил важный, а те к нему пристают, покажи, да покажи фокус-мокус.

Гаврюша долго не сопротивляется. «А ну-ка, найдите мне прохожего в вечернюю или ночную пору», – командует однокашникам. Те моментально разбегаются такого прохожего искать, а как найдут, то сразу и докладывают, а затем все вместе к тому прохожему устремляются: кто бежит, кто скачет, кто по воздуху летит с ковыркушками; радуются предполагаемому веселью.

На этот раз пешеход подходящий попался и не то чтобы трус, но и храбрецом его тоже не назовёшь. Идёт себе, от холода голову в воротник куртки втискивает, бодро так идёт и ещё песенку насвистывает.

«Были у бабуси два весёлых гуся…» и так далее.

– Сейчас мы тебе посвистим; свистун нашёлся,– сказал Гаврюша весело,– сейчас тебя понос прошибёт и язык к нёбу прилипнет,– и тут Гаврюша заухал, а другие лешачки засвистели, да как ночные птицы крыльями захлопали, пешеход вздрогнул, остановился, насвистывать перестал и стал осматриваться. Разумеется, он ничего заметить не мог, так как лешаки человеческому глазу недоступны. Лешак ведь, хоть в самый солнечный день будет рядом стоять, а ты его не увидишь; он может и на плечо к тебе сесть, и ты этого не почувствуешь.

Поозирался пешеход на посторонние шумы, пообвык и дальше пошёл. Тут, казалось бы, и всё, спектакль закончился, если бы не способный Гаврюша. Он и подступил к пешеходу со своими приколами. И так ему представился и показался…! Во-первых, он принял видимый для человека образ. Видимый – это не то, что невидимый, видимому доверия больше. Поздоровался с пешеходом, спросил, куда тот путь держит? Тот говорит: – «В село Ягодная Поляна иду». Лешачок обрадовался, говорит, что им по пути.

Пешеход тоже рад попутчику. Идут, разговаривают, а лешачок тем временем путнику глаза отводит и во время ходьбы в сторону заворачивает. И если раньше месяц смотрел пешеходу при ходьбе в лицо, то теперь уже с боку светит, а под ногами пешехода уже не дорога, а стернёвое поле. Только пешеход этого не замечает, потому, как Гаврюша ему глаза отводит.

– Как тебя зовут?– спрашивает Лешачок.

– Федей.– А я Гаврюша.

– Гаврила, значит, – уточнил пешеход, а сам уже по полю паханому тёпает, как будто так должно и быть и всё на Гаврюшу посматривает. Идут уже долго, а деревни, куда Федя идёт, всё нет и нет.

Тут говорит Федя Гаврюше, то есть лешачку:

– Может передохнём немного, чайку попьём, у меня в термосе есть.

– Это можно,– соглашается лешачок. – Давай сядем на бугорок и почаёвничаем. – Федя согласился; уселись они на поросший травой бугорок, Федя крышку термоса отворачивает, а потом из термоса в эту крышку чай наливает и протягивает лешачку. Тот говорит:

– Нет…, твой чай, ты первый и пей. – Федя в ответ:

– Ладно, так и быть буду пить первым,– и по привычке, перед тем как глоток отпить и говорит: – Слава Тебе, Господи, добрый попутчик встретился, да по привычке перекрестился. – Глядь, а попутчика-то и нет. Осмотрелся – место незнакомое…, кладбище…, видит, как кресты в лунном свете мерцают; он на старой могилке сидит и держит в одной руке светящуюся берёзовую гнилушку, а в другой беловатый старый мосол, а термос даже из сумки не доставал.

Оробел Федя. Тут кого угодно страх обнимет. Вскочил с места и, крестясь и поминая нечистую силу самыми последними словами, пустился наутёк. И так перепугался, что потерял по дороге и шапку, и мешок, и термос. А лешачки вслед свистят, улюлюкают, ногами топают, вроде за ним гонятся. Такое вот у Гаврюши было творческое занятие – людям головы морочить.