Странные клятвы

Адриан нес девушку вверх по тропинке вдоль реки до тех пор, пока хватило сил, затем отыскал живо­писное местечко. Он сел под дерево, держа Мериэль на коленях и положив ее голову себе на плечо. Это был прелестный, тихий уголок. Лунный свет отра­жался на поверхности реки, слабый, прохладный ве­терок шелестел в траве, и стебли что-то печально шептали друг другу. Время от времени раздавался негромкий всплеск, мелькала серебристая рыбка.

Может, это лишь игра воображения, но дыхание Мериэль стало ровнее. Уорфилд коснулся ее щеки – она стала теплее, но его пальцы были холодны как лед. При белом лунном свете лицо девушки поража­ло невинностью и чистотой спящего ребенка. Напря­жение, охватившее его в стенах замка, медленно уходило, уступая место спокойному ожиданию.

В это время года солнце встает рано, и когда пер­вые лучи осветили горизонт, Адриан начал говорить. Так как Мериэль все равно была без сознания, он перешел на нормандский, язык его матери, язык его сердца.

– Аббат Вильям говорит, что самая чистая, вы­сшая любовь принадлежит богам, потому что смерт­ные люди любят смертных и часто убивают то, чем больше всего дорожат. Именно это я и сделал, – с глубокой печалью в голосе говорил мужчина, устре­мив взгляд на бледное лицо девушки. – Я полюбил тебя с первого взгляда, но был глупым слепцом и не смог понять собственное сердце, – вздохнув, Уорфилд прислонился к стволу дерева. – Будучи смертным и, к тому же, грешным, я вознамерился завладеть тобой, подрезать крылья и посадить в клетку, чтобы ты сво­ими песнями услаждала мой слух. Но ты нашла спо­соб улететь и победила меня… – он судорожно всхлип­нул. – Пусть ангелы унесут тебя на своих крыльях к вечному покою, любовь моя.

У него создалось впечатление, что божьи послан­ники находятся где-то рядом, ожидая, пока душа Мериэль отлетит от тела. И тогда они возьмут ее и уне­сут прочь, оставив Адриана в безутешном одиночестве.

– Боже, если бы только можно было повернуть время вспять! – в сердцах вскричал лорд. – Если бы начать все сначала! Я бы сделал все по-другому, я бы завоевал твою любовь добротой, а не насилием, и если бы это не получилось, то отпустил бы тебя!

Мериэль пошевелилась в его руках, будто устраи­ваясь поудобнее. Уорфилд изумленно взглянул на нее, зная, что это движение не может быть игрой его во­ображения. Дыхание девушки стало ровнее, не таким тяжелым, как раньше. Возможно ли, что ей лучше? Положив два пальца на нежную шею, он нащупал пульс. Надежда возродилась в сердце Адриана, он закрыл глаза и начал горячо молиться вслух, произ­нося слова прерывистым, сдавленным голосом:

– Святая Матерь Божья, я знаю, что доброта и жизнерадостность Мериэль нужны тебе на небесах, но если это не противоречит воле Господа, отпусти ее. Отпусти ее, дай мне шанс искупить мои прегре­шения, клянусь, я сделаю все, что в моих силах, что­бы загладить вину. Какое бы ни было ее желание, я исполню его, даже если она попросит вырвать мое собственное сердце. Я люблю ее, Святая Дева Ма­рия, я люблю ее, и ты, заступница людей и знаток душ, должна знать, что это правда.

И произошло чудо. После долгих лет внутренней пустоты Адриан вновь познал божественное вдохно­вение. Он отошел от Бога, но теперь снова воззвал к нему, и на него сошла благодать. Без сомнения, Ме­риэль будет жить, спасены ее тело и душа.

Уорфилд почувствовал, будто ангел коснулся его своим крылом или мать поцеловала, как ребенка на ночь, и в то же мгновение понял, почему Мериэль так много значила для него. За последние годы Адри­ан потерял связь с любящей и доброй частичкой себя, которая развилась в Фонтевиле. Девушка была сим­волом его потерянной души, неудивительно, что он полюбил ее так отчаянно. Если бы она умерла, оста­лась бы надежда, что он встретится с ней на небесах.

– Благодарю тебя, Матерь Божья, – хрипло про­бормотал мужчина, – благодарю тебя.

Долгое время Уорфилд не мог ни думать, ни дви­гаться, а просто сидел и наслаждался душевным по­коем. Мериэль пошевелилась, и он открыл глаза. Со­лнце уже поднялось достаточно высоко, и его лучи осветили бледное, изможденное лицо девушки. Она вновь пошевелилась, ресницы дрогнули, глаза откры­лись.

Адриан затаил дыхание, не веря, что произошло чудо.

– Мериэль? – робко позвал он.

Девушка молча смотрела на него, широко раск­рыв глаза, как маленький совенок. Она не узнала гра­фа, однако в глазах светился разум и первозданная мудрость, как у младенца, только что появившегося на свет. На ее щеках появился румянец, и она каза­лась почти такой же здоровой и хорошенькой, как и в день знакомства.

– Мериэль, ты узнаешь меня?

Та задумчиво сдвинула брови и заморгала глаза­ми. Вспомнив, что произнес фразу на нормандском, он повторил ее по-английски, но девушка не отвеча­ла. Неужели ее мозг пострадал? Мериэль сильно уда­рилась головой, и брат Питер предупреждал, что это вполне возможно.

Затем Адриан расслабился.