Странные клятвы

Испытав блаженство, Мериэль ощущала себя сла­бой и разбитой, не способной пройти по комнате и пары шагов, даже если бы это требовалось для спасе­ния жизни. Она расслабилась и ждала, пока Адриан ляжет рядом. Он тяжело дышал и вытирал с лица бисеринки пота. Мериэль молча смотрела, как муж стянул салфетку со стола у кровати и осторожно вытер кровь с ее ног. Боль, испытанная при первых мину­тах близости, казалась далекой и нереальной.

Накинув на жену простыню, Адриан улегся ря­дом.

– Именно поэтому люди и женятся, – пробормо­тала Мериэль.

Он усмехнулся.

– Это одна из причин.

– Мне надо кое в чем признаться, – Адриан по­ощрительно кашлянул, и девушка продолжила: – Я сделала вольный перевод песни Соломона.

– Да, я тоже немного видоизменил ее.

Мериэль улыбнулась.

– Образование – удивительная вещь, – она за­думчиво провела по выступающим ребрам мужа, ощу­щая тепло его тела. – Может, в эту ночь мы зачали ребенка.

Девушка почувствовала, что мужчина слегка от­странился.

– Возможно, – последовало долгое молчание, за­тем Адриан произнес: – Мне следовало сказать это раньше, но я говорю теперь. Я не вел жизнь монаха, у меня была женщина, но не было ребенка. Возмож­но, я не могу иметь детей.

Мериэль была настолько поглощена своей ра­достью, что ничто не могло ее смутить.

– Не думаю, что ты принадлежишь к числу муж­чин, каждую ночь ложащихся в постель с новой женщиной. Скорее всего, ты не очень старался.

Уорфилд рассмеялся.

– Какая удивительная точка зрения! Я имел толь­ко одну любовницу, а не бросался за каждой встреченной юбкой.

Девушка почти спала, однако сумела прошептать:

– Все будет хорошо, вот увидишь.

Следующим утром Мериэль проснулась со странным чувством, будто что-то не так, и через мгновение поняла – рядом нет Адриана. Она села на постели и огляделась. Его нигде не было видно, но если бы муж ушел, она непременно услышала бы скрип двери. Внезапно в голову пришла мысль, она соскользнула в постели и натянула измятую сорочку.

Осторожно прошла через комнату к узкой двери в маленькую часовню. Там, перед алтарем на коленях стоял Адриан, босой и в одной рубашке.

Понимая его чувства, Мериэль опустилась рядом. Не поднимая головы, Адриан взял ее за руку, и молодожены вместе вознесли хвалы Богу за свою любовь и счастье. Мериэль могла прочесть молитвы, впрочем как и гимны, и цитаты из библии, но всегда предпочитала просто открыть свой разум и душу божественному свету и миру, окружавшему ее, и теперь поступила точно так же.

В отдалении слышались звуки колокола, созыва­ющие людей к утренней мессе. Адриан осторожно высвободил пальцы и поднялся. Жена последовала его примеру и внимательно огляделась. Стены оказа­лись побеленными, как в простой часовне, но убран­ство было превосходным – искусно вырезанные крес­ла и окно из цветного стекла.

– Как здесь хорошо, как легко чувствуешь себя.

Адриан задумчиво взглянул на жену.

– Это потому, что в моей душе воцарился мир. Так было не всегда. Когда мой дух находился в смяте­нии, метался в поисках чего-то непонятного и стран­ного, в поисках спокойствия и блаженства, даже ве­ликолепное распятие и освященные иконы не могли заставить меня молиться.

Мериэль встревоженно нахмурилась.

– Почему твой дух метался?

– Потому что я боролся с демонами внутри себя и проигрывал схватку. Годы, проведенные после ухо­да из Фонтевиля, я жил довольно неплохо, сражался, завоевывал новые земли, богател и удостаивался но­вых почестей от императрицы. Наверное, поэтому темные стороны моей души становились сильнее, – губы Адриана искривились в усмешке. – Что выигры­вает человек, если он должен приобрести целый мир и потерять душу?

Мериэль решительно покачала головой:

– Я не могу поверить, что у тебя есть темная сторона.

– Зато все остальные верят в это, и, хочу ска­зать, демоны очень сильны, – Адриан, обняв жену, притянул ее к себе. – Отец моей матери, сэр Корси, считался одним из коварнейших людей во Франции, самым порочным из рыцарей, виновным во множестве тяжких преступлений против Бога и человека. Он грабил церкви, изменил своему суверену, пытал и мучил всех, кто мешал удовлетворению его желаний, и умер в одиночестве. В Корси, бывшем владе­нии деда, крестьяне до сих пор крестятся при одном упоминании его имени. Или при виде меня. Это я обнаружил, когда навещал моего кузена, занявшего место деда.

– Почему? – поинтересовалась Мериэль. – Ты так на него похож?

– Очень, и не только внешне, – он поморщился, вспомнив встревоженные лица крестьян. – Моя мать была набожной, очень доброй и милой женщиной. Она опасалась, что я унаследовал худшие черты ха­рактера ее отца. С раннего детства мать предупреждала меня, что во мне живет дьявол, и боролась с ним. Именно она предложила мне вступить в лоно церкви. Мать решила очень мудро, выбрав Фонтевиль, ибо только там, среди монахов-аскетов, я смог бы справиться с собой. Однако после ухода из монасты­ря темные стороны моей души взяли верх.

Мериэль снова покачала головой.

– Я все еще не могу поверить, что ты так ужасен, как говоришь.

Уорфилд вздохнул, печаль снедала его сердце.