Странные люди (СИ)

Недоверчивый взгляд Пакости сказал ей и о разложившихся телах, и о заколоченных гробах и о вероятно текущей у нее крыше, и много чего другого, но все это ни на каплю не пошатнуло ее уверенность. Спящая с детской верой в сказку вцепилась в этот шанс, уже почти представляя, как покидает свое тело ночью в больничной палате, но лишь для того, чтобы повернуться спиной к манящему белому свету и вернуться.

- Мне просто нужно наловчиться управляться с этими моими путешествиями, и все!

Видимо, в ее взгляде Пакость увидел нечто такое, что заставило его несмотря на всю недоверчивость протянуть руку и ободряюще погладить ее по щеке.

- Если у тебя получится – это будет отлично, - выдохнул он. - Не скажу, что мне прям верится, но… Мы же нифига не знаем о смерти по сути? Как тут можно спорить? Да?

- Да…

В корпусе было прохладно ровно настолько, чтобы желание лежать прижавшись к чужому теплому телу крепло даже после секундной разлуки. Волосы Спящей путались в пальцах Пакости, опутывали разорванный ремешок старых часов, щекотали его кожу в то время, когда он крепко прижимал ее к себе. Запахи путались. Дыхание и стук сердца делились на двоих. В корпусе было слишком прохладно, чтобы отстраняться.

Она отправилась в первое после перерыва путешествие, не покидая колючее кольцо костлявых длинных рук. Отправилась, не веря в свой успех, без якоря в виде фотографии в книге. Она отлично помнила все тяжелые блестящие страницы и легко могла воспроизвести в памяти любую из них.

Слепящий белый песок пляжа стелился под ее ногами словно девственный снег, лазурные волны расшитые кружевами Пены размеренно накатывались на берег, обдавая ее горько-солеными каплями. Слева от нее грели блестящие бока причудливой формы валуны, а длинные обманчиво-тонкие пальмы устало тянулись к воде. Спящая медленно склонилась и зачерпнула руками живую прохладную лазурь Индийского океана прежде чем снова вернуться в такое тяжелое и такое слабое тело. Может, это было просто случайностью, но вернуться в него в этот раз вышло намного легче. Тепло солнца сменилось теплом пахнущих табаком рук.

- Это похоже на глубокий сон, - хрипловато шепнул ей Пакость, стоило ей открыть глаза. - Именно на сон, а не на смерть. Ты где была?

- На Сейшелах, - улыбнулась она, почему-то чувствуя смущение за такой простой выбор. Мягкие ладони погладили колючую от щетины щеку. - У меня руки должны быть влажными от океанской воды. Чувствуешь?

Пакость растерянно потер ту самую щеку.

- Не уверен, - усмехнулся он. - Но – верю.

Глава 57

Загадки и отгадки

«А разве на друзей охотятся?»

Кит все чаще не мог понять, спит он или нет. Он закрывал и открывал глаза, а вокруг была все та же ночь, и в ушах играли заезженные надоевшие, знакомые до последней ноты песни. Его колени были укрыты одеялом. Спину холодила подушка, которая никак не желала согреваться. Мобильный на тумбочке отмерял время, то застывая на одних и тех же цифрах, то пропуская целые часы. Иногда из темноты ему являлись образы – силуэты зданий, людей или животных, незнакомые звуки и запахи появлялись из ниоткуда и упархивали мотыльками, потревоженные движением ресниц.

Ночные посиделки в «Еце» становились все более странными, но все меньше его удивляли. Кит не просто привык к таким непонятным ночам, он полюбил их и принял их как норму. Это были его ночи. Только его и ничьи больше. Странноватый пугающий старый дневной «Ец» с приходом темноты превращался в другой, совершенно незнакомый, но близкий по духу. И Кит любил его намного больше, чем тот, который предпочитали другие. И ни Тук-тук-тук, ни Темнота с Тишиной не могли это перебить.

Тонких улиц иглу

Пальцами переломлю…

Наушники медленно сдавали, хрипели при каждом неосторожном движении, искажая мелодию и слова. Кит открыл глаза в который раз и увидел лишь черноту и слабо белеющий сугроб одеяла на своих коленях. Ресницы опустились. Музыка, звучащая в голове, задрожала, растянулась, как растаявшая жвачка, превратилась в шум, щекочущий слух.

Шумят зеленые тополиные листья, потревоженные ветром. Нет. Это дождь лупит по ним. Играет тысячами мокрых маленьких пальцев по плоским сердцевидным клавишам. Шум громче и громче. Потоки воды по стеклу. Сухие женские руки в старческих пятнах. Пластмассовые темные глаза игрушки, в которых отражается хмурое небо. Дождь сменяется шумом листвы. Кряхтящий автобус, а за окном сосны и летнее яркое небо. Снова пластмассовые застывшие мертвые глаза. И тихий, на грани слышимости, но берущий за душу тоскливый вой…

Кит вздрогнул и открыл глаза.

Будто я египтянин… - ворвалось в его сознание оглушительное. Реальность приняла его зазубренным, напечатанным на подкорке припевом известной песни.

И со мною и солнце, и зной.

И царапает небо когтями…

Ночь касалась Кита холодными пальцами, гладила его плечи и отгоняла обрывки странного сна. А может, все это было просто игрой его воображения и именно сейчас он тонул во сне. Уже прошел тот отрезок ночи, когда сознание его было ясным, и теперь бессонница туманила голову, путая его еще сильнее.