- Да я так учился… Поступил только потому, что технарей сейчас не хватает и берут всех подряд. Может, там чему-то и учили, но мне просто корочка была нужна, и я не парился… То, что я умел до поступления, я и сейчас умею. Бакалавра получил и свалил, - Пакость сунул руки в карманы. - Может, дурак был и надо было поднапрячься… Не знаю. Меня больше подработки интересовали тогда.
Спящая слушала его внимательно и спокойно. Не осуждала, не смотрела укоризненно, а просто слушала и понимающе кивала. И когда он замолчал – перехватила эстафету.
- А я заочно закончила. Переводчик с английского и французского. Правда, университетом все не ограничилось. Я и на курсы ездила, и с репетиторами занималась. Вот сейчас работаю удаленно. Хотя, знаешь, я бы с удовольствием погрузилась в ту рутину, которая есть у большинства. Чтоб работа-дом, работа-дом, а если получится – отпуск где-то за пределами города, а еще лучше – страны.
Она немного погрустнела, но все еще продолжала слабо улыбаться.
- А никак?.. - тихо спросил Пакость, хотя этот вопрос застрял в его горле.
Тему нужно было менять, а ему ничего не шло в голову.
- Никак. Вот я и ухватилась за эту затею с «Ецем». Это шанс выбраться из четырех стен и попробовать что-то новое. Пока меня опять в больницу не запихнули.
Птицы притихли, и деревья даже перестали скрепить. Спящая танцевальным движением развернулась на носочках и прижалась спиной к теплому сосновому телу. Подняла голову, ловя лицом пробивающиеся между ветвей солнечные лучики. Пакость стоял рядом с ней напряженный и задумчивый. День уже не казался таким уж хорошим. Мерзкая жара, духота, смола эта повсюду…
- И часто тебя запихивают?
- Частенько, - отозвалась Спящая и повернулась к нему.
В глазах у нее появилась какая-то отчаянная решимость.
- Хорошо, что я не дезертировала. Хорошо, что остановили. Правда.
- Да я ж просто… - начал отнекиваться он.
- Все верно ты сказал. Я просто слишком трясусь над своей жизнью, видимо… Нет, не то, что я умереть боюсь. А то, что я стараюсь все то время, что у меня есть, наполнить чем-то хорошим по максимуму, а от плохого убежать. Дура, да? Вот я сейчас это как никогда понимаю. Поэтому, когда я сильно испугалась, я решила убежать и от этого. А ведь жизнь – это и плохое, и хорошее. И не надо ее превращать в сплошной сахарный сироп.
Голос Спящей звучал плавно и спокойно. Она прижималась к теплому дереву, пачкая волосы в смоле, щурилась на солнце и рассуждала о близости смерти так, словно у них была философская беседа. Пакость это взбесило. Именно неуместность этого тона и ее такое искреннее спокойствие.
«Она вообще слышит, что несет?»
- Ты говоришь так, словно завтра умрешь, - буркнул он, не зная куда деваться.
Хотелось бежать прочь от нее или же прикрикнуть и потребовать заткнуться.
- Не завтра, - спокойно уточнила Спящая. - Мне двадцать два, и пока состояние вполне хорошее. Может, через три года. Может, через восемь лет. Может, даже через десять. Ну это если мне очень повезет. Не смотри так, я привыкла уже давно… Период истерик уже ушел в прошлое. Omnibus homnibus moriendum est – все люди смертны.
Она улыбнулась раздражающе бодро, он не мог ответить ей. Одно дело не знать этого и тешить себя каким-то иллюзиями о том, что она преувеличивает и все не так страшно, другое – услышать из ее же уст неутешительный прогноз. Да, десять лет это все же немало, но если это максимум… Он не знал, как реагировать. Погода не изменилась, но Пакости казалось, что небо почернело, а воробьи заорали хриплыми вороньими голосами. Мир растрескался, теряя свой праздничный наряд, и стал таким, каким он видел его туманным дождливым утром. Живая иллюстрация к слову «безысходность».
Надо было что-то ответить, а слова не шли. Пакость сейчас почти ненавидел ее за то, что она рассказала ему все это. За эту неловкость, которая его сковала, и он боялся, что каждое его слово будет неуместным.
- Жизнь она такая, да… Кому угодно кирпич на голову свалится в любую секунду и все… - выдавил наконец Пакость, приправив это кривоватой усмешкой. - Устала небось? Пошли обратно…
Глава 21
Лисьи сказки. «Правда-правда будете слушать?»
Вчера, когда за окном дождило, а шаг за порог из освещенной людной комнаты был шагом в мир пугающих теней, в котором была лишь темнота и сырое холодное дыхание старого корпуса, их посиделки начинались как-то душевней. Сегодня снова горела желтая уютная лампа и исходил паром чайник с утопленным в нем кипятильником, и сухой чай был таким же душистым, и пять чашек стояли на все тех же сдвинутых тумбочках, и играл Вивальди, но ощущение уюта рассеялось. Что-то было не так.
Могильную сырость заменило теплое дыхание летнего вечера, заглядывающего в приоткрытое окно, но оно никак не могло развеять появившееся напряжение.