Странные люди (СИ)

Можно было бы решить, что всё случившееся было только минутной игрой воображения, если бы не одна существенная деталь — мощный тошнотворный запах гниющего мяса. Славик осторожно повернул голову, посмотрел на то, что находилось между корней соседнего дерева, зажмурился…

***

Он не знал, откуда у него взялись силы на то, чтобы бежать. Он просто мчался, не разбирая дороги, туда, где, по его прикидкам, должны были находиться ребята. На середине короткого пути его скрутил приступ тошноты. Стоило только на мгновенье прикрыть глаза, как в сознании возникало то оплывшее нечто, оставшееся от парня с листовки «Лизы Алерт», и желудок сжимался снова.

Немного придя в себя, Славик снова двинулся на звуки весёлой тусовки, но уже медленнее. От накатившего страха у него подкашивались ноги, а в голове билась паническая мысль: что, если это и теперь морок, и никаких одногруппников рядом нет, а он всё ещё один блуждает в лесопосадках?..

***

Вид у него, должно быть, был аховый, если Витёк, бросившийся к нему с криком: «О, Славян! Где…» — осёкся на половине фразы, а остальные парни, которые сперва начали ржать над его странными видом, вдруг резко посерьёзнели. Кто-то сунул Славику в руки бутылку воды и предложил умыться, ещё кто-то помог сесть. Кажется, у него спрашивали, что случилось, он отвечал что-то маловразумительное про два трупа, костёр и свою гитару, и всё тот же Витёк бегал на соседнюю поляну и вернулся оттуда с перевёрнутым лицом и в облёванной футболке, и потом откуда-то появились врачи и полицейские, и всем им было что-то надо от него, а Славику хотелось только, чтобы его оставили в покое. Отзвуки весёлой пьяной мелодии всё ещё звучали где-то на грани сознания, дразнили и манили к себе. Он порывался взяться за гитару, но эти чужие люди всё время норовили отобрать у него инструмент, а время уходило, музыка растворялась в памяти, оставляя за собой только странное ощущение, напоминающее лёгкий зуд. Этакое смутное беспокойство, напоминание о чём-то большем, которое ещё недавно было у Славика на кончиках пальцев, но выпало из рук навсегда.

ХОЗЯЙКА ЛЕСНОЙ ТРОПЫ. Часть II

— К нам родители на Новый год приедут, — сказала Ирка огромному псу, лежавшему на полу у её ног. — Ты слышал, да?

Тот махнул-стукнул по полу хвостом, мол, слышал. А может, это только она придумывает? С Дорианом ни в чём нельзя быть уверенной. В том, понимает он сейчас человеческую речь — в особенности.

— Что делать-то будем? — Она открыла на смартфоне приложение, показывающее фазы Луны и принялась изучать последнюю неделю декабря. Вроде бы второе за месяц полнолуние придётся на 28 число, а значит, есть шанс проскочить. В конце концов, родным будет проще объяснить, откуда в доме собака, а не рассказывать, почему этот странный сорокалетний дядька в кожаном плаще живёт с их доченькой. Конечно, Дориана можно было бы выставить на эти дни на улицу, он бы как-нибудь справился сам… Но начинать с этого сотрудничество казалось Ирке неправильным.

Её не радовала перспектива встречать Новый год в тесном семейном кругу. Неделя генеральной уборки, готовка, горы грязной посуды — и всё это в доме без удобств. Гости опять же. Разговоры «а когда замуж». «Огонёк» этот голубой, мать его за ногу. Новый год манил воспоминаниями детства, конфетами под ёлкой, ожиданием чуда — и каждый раз разочаровывал. Игрушки в коробке были настоящие, только вот не радовали.

Да и чудеса в Иркиной жизни были теперь другими, довольно пугающими. После встречи с духами предков Дориан успел сводить её ещё на одно дело, вручил стопку советских тетрадок в дерматиновых обложках и превратился в пса. И вот теперь Ирка, разобравшись с основной работой, штудировала эти записи. Дело шло медленно. Во-первых, потому что изъяснился Дориан витиевато и туманно, и ей иногда казалось, что она читает какой-то средневековый трактат, а во-вторых, почерк у него разом был и корявый, и неразборчивый, и порой приходилось по несколько раз перечитывать одно и то же слово, чтобы понять, что же имелось в виду. В такие моменты Ирка чувствовала себя Франсуа Шампольоном, который бился над загадкой египетских иероглифов.

Чем больше она корпела над чужими заметками, периодически отмечая важные места маркером, тем больше в ней крепла уверенность, что новогоднюю ночь она встретит на улице, занятая поимкой сбрендившего оборотня или призрака. Мечта закрыться в своём доме одной в обнимку с килограммовой пачкой мороженого и смотреть до бесконечности праздничные ромкомы в любом случае разбивалась о быт.

— Ты ёлку-то нам не уронишь? — спросила Ирка у пса. Дориан приподнялся, пристроил голову ей на колени и пристально посмотрел в глаза. Во взгляде ясно читалось: «Ты за кого меня держишь? Я тебе что, кот какой?»

— Ну и хорошо. Одной заботой меньше.

***

Ирка сходила на кухню, поставила чайник и снова устроилась в столовой, ожидая, пока он засвистит. Положив голову на лапы, у её ног дремал Дориан. Только бока вздымались в такт дыханию.