Странные сближения. Книга вторая

— М, — неопределённо ответил Француз, голосом подражая Овидию.

— Н-да… — Инзов грузно опустился в кресло. — Достались же вы мне за какие-то грехи. Где ваша гадюка, показывайте. Афанасий!

Прибежал дворецкий.

— Пойдём, — Инзов зашаркал по широким ступеням, накрытым ковровою дорожкой, на первый этаж. — Будем змею ловить.

Афанасий оказался не то безумно храбрым, не то просто безумным. Он спокойно снял гору вещей, статуэтку и казанок, затем и ведро.

— Тут-с? — похлопал по крышке сундучка.

— Да, — сказал Пушкин, выглядывая из-за плеча Инзова.

Афанасий, зажав под мышкой длинный ухват, принесённый с кухни, отщёлкнул замочки и пинком перевернул сундук.

— А! — Француз отпрыгнул, кажется, сажени на две и выхватил из жилетного кармана маленький пистолет, с которым не расставался никогда.

На пол вывалилось что-то серое и вытянутое, длиной от силы в полруки. Афанасий пошевелил гадюку ухватом, — та безжизненно лежала, не пытаясь напасть и убить собравшихся в комнате.

— Издохла, — жалостливо сказал Инзов. — Оно понятно. Без воздуха-то.

Пушкин сделал шажок к змее, но тут серое тонкое тело зашевелилось само, без помощи Афанасия, и над полом приподнялась тёмная головка. Пушкин вылетел в коридор.

— Не бойтесь, вашблагородие, — Афанасий прижимал пресмыкающееся к полу концом ухвата. — Она сонная.

На крики Пушкина прибежал Никита и, схватив барина за плечи, стал оттаскивать подальше от опасного места.

— Погоди, — Александр оттолкнул его и подошёл ближе. Змея была и правда короткой и тонкой и, в общем-то, не вызывала ужаса. Решив, что, по-видимому, не принадлежит к числу боящихся змей, Александр наклонился и рассмотрел светло-серую с коричневым зигзагом спину гадюки.

— Вот что, — Инзов топтался посреди комнаты, прикидывая, что делать со змеёй и Пушкиным. — Вы, Пушкин, доложите своим этим… доложите, что змею мне подбросили, всё честно. А дальше я сам… Афанасий, сможешь её поднять?

— Чего ж не смочь, — Афанасий присел и схватил прижатую змею.

— Неси ко мне, — Инзов развернулся и двинулся к двери. — И попроси кого-нибудь водки налить.

— Непременно-с.

— Что? — Александр завертел головой. — Что вы задумали?

— Выпустить её, — не оборачиваясь ответил Инзов. Из окна моей спальни. Вдруг за домом следят? Должно выглядеть правдоподобно.

Чёрт. А ведь он прав. И рассудителен, в отличие от меня. Что ж ты за человек такой, Инзов?

Вскоре сверху раздались довольно убедительные вскрики и причитания слуг. Настолько убедительные, что Пушкин кинулся за звук, но застал абсолютно спокойных Инзова, Афанасия и горничную. Окно было открыто, свесившаяся к самому подоконнику сухая ветка винограда, оплетшего дом, покачивалась.

Комната Инзова минутой ранее, б е з п о с т о р о н н и х:

Инзов, одним глотком осушив стопку, подвернул рукава и попросил Афанасия:

— Дай-ка мне её.

— Господь с вами, — горничная Маруся, собирающая сор из углов, замахала на Инзова. — А ну как ужалит?

— Дай, не бойся.

— Тут вот хватайте-съ, — Афанасий, держа гадюку позади головы, показал Инзову, где надо хватать.

Взяв змею, Инзов оглядел её вздохнул: «маленькая такая» и крикнул в потолок: «А-а!»

— Змея! — поддержал его Афанасій. — Спасайся! Бегите отсюдова, Иван Никитич!

И — уже за секунды до того, какъ Пушкин прибежал на крики, — Инзов открыл окно и вышвырнул змею прочь. Извернувшись, гадюка ударилась о подоконник, и, подняв треугольную головку, почувствовала нечто тёплое и угрожающее, то же, что мгновение назад держало её за шею (если, конечно, допустить наличие шеи у змей). Серое тонкое тело выстрелило навстречу тёплому и угрожающему, но деревянная створка окна помешала дотянуться. Всё, что гадюка успела — прокусить левым зубом рукав Инзова; полая игла зуба вошла чуть загнутым концом под кожу и выпустила яд. Потом створка хлопнула, отбросив змею далеко от подоконника, в холодный, гибельный мартовский простор.

Глава 3

Полку Раевских прибыло — у Орлова — проигранные усы — новый сотрудник и страшное известие

Молчишь — мне взор понятен твой,

Для всех других неизъяснимый.

В.А.Жуковский

Всю первую половину марта то и дело начинало снежить. Здесь о такой погоде почему-то говорили «баба Одокия» (после Пушкин узнал, что это нечто вроде местной сказки: баба Одокия на небе выбивает слежавшиеся за зиму перины, и перья летят весенним снегом на землю). Подступы к усадьбе Инзова, стоящей на возвышении, превратились в зеркальную сколзанку. Спуститься в город иначе, кроме как на собственном заду, стало затруднительно, и Пушкин, особенно не раздумывая, выбирал лёгкий путь. Скатываясь по гладкой горке, высоко подняв над головой трость и придерживая цилиндр, Александр был лишён возможности маневрировать и сбил поднимающегося к дому человека.

Сплетясь конечностями, они съехали к подножию горки и застряли в неглубоком сугробе.