Странные сближения

— Ещё один вопрос, Константин, — Пушкин с растопыренными руками (в одной — ящик с гадюкой, а по другой начал спускаться с плеча царапучий Овидий) остановился в дверях кофейни. — Просто так, entre nous — вам Инзова не жаль?

— Жаль человеческой жизни. Но мы с вами теперь оба солдаты, Александр. Мы сами выбрали сторону, потому что доверяем ей и видим перед собою цель. Хочется вам чуда? Чтобы все разом прозрели и поверили в нашу правоту? Чуда не будет, а враги уже есть. Ипсиланти и Владимиреско не жалеют своих врагов. Так отчего мы должны?

* * *

Никита, легко смирившийся с присутствием в жизни барина кота Овидия, к змее отнёсся не так спокойно. Сундук с гадюкой был задвинут в дальний угол за комод, накрыт сверху ведром, прижат чугунным казанком и бронзовой статуэткой, изображающей Актеона, застигшего у ручья Артемиду. Но и после этого слуга объявил, что в комнату не войдёт, хоть режь его, и даже близко к двери подходить не станет.

Пушкин, полностью с Никитой солидарный, накидал поверх ведра с казанком и статуэткой гору одежды, чтобы гадюка, умудрись она сбежать, запуталась в рубашках, жилетах и фраках. Ещё месяц назад Александр бы пожалел новые наряды, но теперь, в Кишинёве, они сделались не нужны. Гордый умением изысканно одеваться, Пушкин столкнулся с такой пестротой и разнообразием костюмов, что даже в лучшем своём фраке и головокружительно модных штанах он терялся среди остальных, и некому было оценить его sens de la mode. Мгновенно утратив интерес к собственной одежде — что толку заботиться о ней, если это не произведёт впечатления? — Александр ходил в старом сюртуке, повалявшемся в своё время на Екатеринославском песке и потёртом на Крымских скалах. Мятые воротники рубашек (Никита обленился и гладил из рук вон плохо) прикрывал чёрным платком, а штаны шутки ради приобрёл тёмно-бордовые, бархатные, вроде тех, что носят молдавские бояре. Почти год прошёл с отъезда из Петербурга, и как трудно было узнать в заросшем, прокуренном, небрежно одетом человеке неопределённого возраста прежнего элегантного юношу, выехавшего некогда за Петроградскую заставу.

Итак, змея таилась в сундучке под нагромождением всего, что попалось под руку, а Пушкин с Никитой временно жили в одной комнате, — подальше от рептилии.

Вечером вернулся Инзов и был встречен злым Французом, сидящим посреди Инзовского кабинета. Голубые глаза Француза горели гневом, а растрёпанные кудри и бакенбарды грозно торчали во все стороны, окружая лицо Александра подобием рыжевато-русых колючек.

— Домолчались! — крикнул Пушкин, едва увидев Инзова. — Доскрытничались! У меня в комнате живёт змея. Предназначенная, между прочим, вам.

Инзов в замешательства оглядел негодующего Француза и мирно свернувшегося у него на коленях Овидия. Следующие несколько минут Пушкин, плюясь и подпрыгивая в кресле (Овидий шевелил ухом, но не просыпался), рассказал о встрече с Охотниковым и новом питомце, нашедшем приют в особняке.

— А увидев, что змеёй вас убить не вышло, на вашу жизнь покусятся снова, только я уже не буду знать, когда и как! — закончил Александр и посмотрел на Инзова так, что Иван Никитич даже испугался: не хватит ли молодого человека удар от нервного напряжения.

— В постель подложить хотят, говорите? — уточнил губернатор. — Ну, душегубы коварные…

— Мр-разь! — завопил из клетки Жако, уловивший в голосе Инзова осуждающие интонации. Иван Никитич вздрогнул и нацелил на Пушкина палец:

— Ваша работа?

— М, — неопределённо ответил Француз, голосом подражая Овидию.

— Н-да… — Инзов грузно опустился в кресло. — Достались же вы мне за какие-то грехи. Где ваша гадюка, показывайте. Афанасий!

Прибежал дворецкий.

— Пойдём, — Инзов зашаркал по широким ступеням, накрытым ковровою дорожкой, на первый этаж. — Будем змею ловить.

Афанасий оказался не то безумно храбрым, не то просто безумным. Он спокойно снял гору вещей, статуэтку и казанок, затем и ведро.

— Тут-с? — похлопал по крышке сундучка.

— Да, — сказал Пушкин, выглядывая из-за плеча Инзова.

Афанасий, зажав под мышкой длинный ухват, принесённый с кухни, отщёлкнул замочки и пинком перевернул сундук.

— А! — Француз отпрыгнул, кажется, сажени на две и выхватил из жилетного кармана маленький пистолет, с которым не расставался никогда.

На пол вывалилось что-то серое и вытянутое, длиной от силы в полруки. Афанасий пошевелил гадюку ухватом, — та безжизненно лежала, не пытаясь напасть и убить собравшихся в комнате.

— Издохла, — жалостливо сказал Инзов. — Оно понятно. Без воздуха-то.

Пушкин сделал шажок к змее, но тут серое тонкое тело зашевелилось само, без помощи Афанасия, и над полом приподнялась тёмная головка. Пушкин вылетел в коридор.

— Не бойтесь, вашблагородие, — Афанасий прижимал пресмыкающееся к полу концом ухвата. — Она сонная.

На крики Пушкина прибежал Никита и, схватив барина за плечи, стал оттаскивать подальше от опасного места.