Странные женщины

Утром кошмар. Нет, не ломка, не отходняк, я до этого еще не дошел. Просто тоска. Постучал, мент заглянул. Говорю: позвоните домой. Номер сказал. Он молча отошел. Потом меня вывели, одежду вернули. Я говорю: пить дайте. А они: без толку, вам даешь, а вы тут выливаете обратно все. Я говорю: вам жалко, что ли? Они дали. Я кружку махом выпил. И не удержал, все обратно на пол водопадом. После героина обычное дело. Они мне по затылку дали — и в камеру. Но не в одиночную уже. Уже туда, где все наши. Хотя какие они мне наши?

Я сразу к Тюре: это ты меня сдал? Ты мне шприцы подсунул?

Он совершенно спокойно: ничего не подсовывал, а сдать сдал. Тебе шестнадцать, а мне двадцать один, ты соображай! Мы договорились, что малолетки на себя возьмут, вам ничего не будет. Менты и те сразу согласились.

Ладно. Сижу и думаю: почему они сразу согласились? И почему меня одного держали? Что за интерес к моей личности? И что за мужик был в мятом плаще?

Погано. Уже некоторых отпускают, а я сижу.

Потом вдруг входят и чуть ли не бегом меня на выход, в машину. Везут, привозят, ничего не соображаю, ведут, смотрю: мама моя любимая стоит. Как она меня выручила, до сих пор не знаю. Хотя все-таки редактор газеты, связи есть. Дома я, конечно, налепил, что случайно, что меня подставили, и так далее. Она, само собой, поверила. Петрович сбоку поглядывал, но молчал. Подозревает. И зря. Я ведь в общем-то правду сказал.

Сейчас я здоров. То есть я и не болел, но я по-другому здоров. Это прекрасно — быть здоровым.

Все хорошо. Я больше не буду огорчать маму. Я буду хорошо учиться. Я буду бескорыстно любить Машу. А может, и не бескорыстно. Сдаваться нельзя. Будущий политик должен знать изнанку жизни. Будем считать, что я ее знаю. Но это плохие игры. Есть интереснее. Лера, например, на меня поглядывает с тревогой. Это — интересная игра.

ОНА

Ну что, ждешь отчета? Ждешь интересного рассказа?

Дмитрий Иванович Крюков — очень умный человек. Я даже не ожидала.

Итак, пришел он ровнехонько без четверти семь. Умылся, переоделся в ванной, сел кушать. Между прочим, дома ходит не в тренировочных этих штанах, как все, а в обычных брюках, только простых таких, хэбэшных. Уважаю за это. И в рубашке. Сидим, кушаем, он хвалит. Потом посуду стал мыть, а я пошла диктанты проверять. А он там, в кухне, затих что-то.

Я захожу, говорю: слушай, ты чего? Можешь телевизор включать и вообще что угодно. Мне не мешает, я в любой обстановке работать могу. Он говорит: да нет, просто я тут стишок сочиняю. Весь день первую строчку в голове носил, а теперь сочиняю.

Через час сочинил, несет мне, садится рядом со светлым лицом. Ну, думаю, терпи, раз за поэта замуж вышла. То есть не вышла еще… В общем, он начал вслух, а потом говорит: нет, не могу, ты сама глазами прочти. Читаю. Про любовь. Тебе не буду читать, не дождешься. Хихикать начнешь, иронизировать. А стихи хорошие. То есть самодеятельные, как и все они у него. Но все равно хорошие… Ладно, смейся, я все равно прочту.

О том, что было, вспоминать я не хочу.
И не хочу мечтать о том, что будет.
А лучше я совсем уж промолчу.
И пусть меня кто хочет, тот осудит.

Зато хочу мечтать о том, что есть.

О том, что сердце бьется сильно, гулко.
О том, что я в груди имею честь,
А это вам не летняя прогулка!

Мечтаю я о том, что жив пока,

О том, что я люблю, — и это правда.
О том, что там, на небе, облака,
А на земле ничтожества блокада.

Но ее взрываю каждый час

И не взираю на нелепые метанья.
И я сейчас мечтаю о сейчас.
И все мои сбываются мечтанья!

Смеешься? А на мой взгляд, очень мудро. Я ему так и сказала.

А он говорит: может быть. Хотя, говорит, по сравнению с великими это очень слабо.

Я говорю: не всем же великими быть.

А он: почему? В чем-то каждый может быть велик. Гениален. Например, кто-то гениально картошку жарит. Кто-то кошку гладит гениально. Кто-то просто гениально по первому снегу ходит.

Чуешь, какой кладезь?

А время идет. Тут опять «Подробности» по телевизору, потом опять какой-то фильм, но я на этот раз его не мучаю, сижу в кресле, а он на диване. У меня же как? — у меня и диван есть раздвижной, и кровать. С деревянными спинками, девичья кровать такая. Ты помнишь. Верней, ты диван помнишь. Хотя и кровать тоже. Ну, не важно.

Пора спать. Само собой, мне немножко не по себе. Ему, наверное, тоже.

Но он, оказывается, все продумал.