Странный ангел

Очень быстро работа захватила ее целиком. Уж очень Ирина Александровна соскучилась по архитектуре, которую всегда воспринимала, как дело своей жизни.

Только к середине второй недели работы Ирина Александровна заметила, что Костя все время остается дома.

По утрам они поднимались вместе, и Костя готовил завтрак им обоим (Катя у мамы научилась готовить очень неплохо!..), потом Ирина Александровна уезжала, а Костя усаживался за компьютер, вникая в профессиональные программы создания объемных интерьеров.

Внешне он всегда был спокоен, всегда в ровном настроении, и потому до поры до времени спокойна была и сама Ирина Александровна.

О Кате, Ане, вообще прошлой жизни в Дубравке они не говорили. Обоим было трудно сейчас говорить об этом. «Ничего, ничего, - думала Ирина Александровна. – Нужно время, время!..»

В общем, в первые дни Ирине Александровне казалось, что все идет как будто бы хорошо.

Увы, она ошибалась.

Когда схлынуло первое волнение, вызванное возвращением в себя самого, выяснилось, что себя-то самого Костя и не нашел!.. Он чувствовал себя так, как будто его просто нет. Он знал, как быть маленьким мальчиком, больным мальчиком, жизнерадостной маленькой девочкой, но как быть вполне здоровым подростком тринадцати лет, он не знал!.. Не понятно было, как научиться быть этим самым подростком, у кого научиться, когда, как!.. И потому с каждым днем Костя все глубже погружался в бездну растерянности, неуверенности, страха.

Вот почему он бессознательно ограничил свой нынешний мир хоть и перелицованными, но привычными стенами квартиры и теми виртуальными пределами, которые мог предложить ему компьютер.

И Катя тоже не могла ему помочь. Не сумев пока вернуться к себе, он как будто бы потерял и ее. Он даже не мог вспомнить, как звучит ее звонкий голосок. А когда он попытался посмотреть видеозапись строительства того домика, которое окончилось ведь совсем недавно, то с ошеломлением понял, что смотрит на Катю как на совсем постороннюю.

«Это – я?!.. – поразился он. – В этом нарядном платье?!.. С такой прической, с бантиками, играю в куклы?.. Это невозможно! Я не мог быть этой девочкой!..»

И это впечатление не было изменой или предательством по отношению к самому себе в недавнем прошлом. Это было последствием сильнейшей душевной встряски, которую он переживал очень болезненно.

Не удивительно, что Ириной Александровной постепенно овладела тревога.

- Ты что, опять целый день сидел за компьютером?.. – спрашивала она Костю, возвращаясь вечером домой.

- Ну, в общем, да. – признавался Костя.

- И не был на улице?.. День вон какой прекрасный!..

- Не был. Да и некогда было. Я осваивал новый режим. Почти освоил. Еще немного осталось.

- Но.. Ты не голоден?.. Ты не устал?..

- Нет, мама, нет. – отвечал ей Костя все тем же ровным голосом и даже улыбался, слабой улыбкой, в которой ничто не напоминало солнечную улыбку Кати.

- И.. И к тебе никто не заходил?.. Ну, допустим, Саша или Витя?.. Они ведь были так рады, когда мы вернулись!..

- Саша заходил. Немного посидел и ушел.

- Ушел?..

- Да. Его позвали играть в футбол.

- А ты?.. Ты не пошел с ним?..

- Ну, мама, не пошел. Я же не умею играть в футбол. И ни в какие спортивные игры тоже.

- Ты ведь когда-то умел!.. – возражала Ирина Александровна.

- Нет, не умел. Тогда я был маленький и еще учился играть. А они за это время уже научились. Мне за ними не угнаться. И потом, мне кажется, что им со мной будет не интересно.

- Почему – не интересно?..

- Ну, потому, что я не умею того, что умеют они.

- Не умеешь?..

- Мама, да ты не волнуйся. В принципе, это не важно. Два года они обходились без меня, обойдутся и дальше.

Местоимения «они», «им» Костя произносил все тем же ровным голосом, но с каждым днем он становился все более отстраненным.

Это очень, очень не нравилось Ирине Александровне. Ее тревога начинала переходить в панику.

Если Катя была солнышком и центром компании детей в Дубравке, то Костя, судя по всему, готовился к роли изгоя среди сверстников.

Кроме всего прочего Костя, в отличие от Кати, оказался закрыт от Ирины Александровны. И с каждым днем закрывался все больше. Ирине Александровне нужно было самой догадываться о том, что происходит в его душе.

С Катей было так просто! Так весело и ясно! Ее можно было обнять, усадить на колени, пошептаться, посекретничать, чувствуя полное взаимопонимание.

С Костей, внезапно перескочившим через два года, причем с одного поля на другое, это было невозможно. Его тоже можно было обнять, конечно, и он не сопротивлялся, не напрягался, по крайней мере внешне, но это ничуть не помогало Ирине Александровне стать к нему ближе.

Она понимала, что должна ему помочь, но не знала как.

И никакие книжки и посторонние советы не могли помочь ей самой.

И ни с кем она не могла поделиться происходящим.

Разве кому-то можно было бы что-то объяснить?.. Разве кто-то способен был поверить ей и понять ее?..

И дать ей настоящий совет, оказать ей настоящую помощь!..

2

Наконец, в один из дней Ирина Александровна почувствовала, что близка к взрыву.

Это было в самый разгар рабочего дня.