Странный мир

Лаз прятался в кустарнике и оказался узким. В него просунули длинный шест с привязанным на конец пуком горящей сухой травы. Тихо. Следующим туда нырнул юноша. Ха, действительно пусто. Однако когда-то здесь был подвал здания, построенного человеческими руками. Пол заплыл грунтом так, что до перекрытия осталось около метра, потолок долгие годы осыпался, поэтому сейчас его былая горизонтальность в глаза не бросается. Зато стены, также изрытые временем, параллельны. Хотя определить материал, из которого они были сделаны, не взялся бы никто, кроме археолога. Сколы, потеки, разводы, выкрошившиеся участки. Сколько лет прошло с тех пор, как человеческие руки это соорудили? Тысяча? Не меньше. А может быть, и десять тысяч.

Девчонки тоже слазили туда по очереди. Выбрались обратно с явно изменившимся настроением.

* * *

Шкуры смотаны на ту самую, вырубленную здесь длинную палку, которой запихивали в собачье логово горящую траву. Ноша на двоих. Работа с миноискателем завершена. Территория обшарена по квадратам, ничего не пропущено. Результаты более чем скромные. Два отклика: слабый в бывшем подвале, и так, средненький на окраине представленного себе Славкой поселения древних людей – его современников. Копать они будут завтра. Не копьями, а серьезным шанцевым инструментом. Эта экспедиция собиралась очень продуманно, так что лодка оснащением и припасами нагружена, можно сказать, до разумного предела. Была. Сейчас весь скарб сложен на берегу, а корпус суденышка вытащен из воды, насколько смогли далеко. Шторм стихает, но завтра они отсюда не уйдут.

Зоя после того как выбралась из подвала, выглядела углубленной в собственные мысли. Она вообще неулыбчивая, а тут совсем ушла в себя. Зинка-корзинка пришла в норму и тарахтела, как обычно, обо всем, что видела, оставляя, однако, паузы для прослушивания окружающего звукового фона. Массу звериных привычек приходится в себе вырабатывать искусственно, волевым усилием.

Вот и сейчас, прервав на полуслове повествование о конструкции гарпунной пушки, девочка слушает тишину. Все слушают. Немного угадывается ветер. Звук, который он рождает, путаясь в невысоких здешних скалах, трудно назвать определенным словом. Нескончаемый вздох, пожалуй. Смолкают голоса насекомых. Не слышно птиц.

Путешественники сидят вокруг керамической печурки, на которой «доходит» вечерняя похлебка из топинамбура с собачатиной. Начало апреля – время контрастов. Днем все трое расхаживали в юбках и пелеринах на голое тело, а теперь просунули головы в прорези волчьих безрукавок и подпоясались. Старая одежда ветшает, белье превращается в тряпье. Ткань из веревочной травы груба, так что шаровары из нее надевают не всегда. Мужчины не видят ничего зазорного в том, чтобы походить в шотландском стиле. Нужны: шерсть, лен, хлопок, шелк – да что угодно.

– Наверное, ты мечтаешь о том, чтобы сейчас из-за скалы вышла пуховая козочка и сказала: «Ме-е»? – Зоя что, начала читать его мысли? – Действительно, там, в подвале, со мной что-то произошло. – Девушка помешивает варево. Чуть-чуть не готово мясо, а топинамбур, напротив, переваривается. – Пока были гипотезы, гадания, все казалось нереальным кошмаром, который развеется, как только мы отыщем людей и заживем по привычным законам, правилам, обычаям. А теперь все! Точка! Мы – действительно – все человечество. Права твоя Репка, о будущем надо думать не только головой и руками, но и этим самым местом. Причинным, как иногда выражаются.

Зина молчит. Похоже, последнее положение она не вполне уяснила. А Славка понял, что его только что возвели в статус двоеженца. Официально. Или племенного жеребца? Надо немножко прояснить это место.

– Понимаешь, Зоя, ты ведь, скорее всего, кроме меня никого к себе не подпустишь?

– Возможно. Пока не знаю. Нельзя перемениться за несколько часов. Но твои измены… нет, не то слово. В общем, к твоим, но не моим детям буду относиться, как к своим, а к их матерям – без гнева. Большего пока обещать не могу. И с Репкой своей уже не прячьтесь так, вам же бывает ужасно неудобно.

– Ты что, подсматривала? – Славка слегка обескуражен.

– Чуть не убила вас. Мишка лук отобрал, а Гаечка так на меня кричала…

Зинка, похоже, все поняла. Она только кажется маленькой, а вот поди ж ты, шмыгнула носом, снимая горшок с печки. Какая все-таки гадость у них сегодня сварилась! А на завтрак это придется доедать холодным. Бр-р!

* * *

Пешня – это лом с деревянной рукояткой. Жало из хорошей стали, откованное на манер долота – наверное, кузнецы развернули пружину автомобильной подвески, – и точеная дубовая рукоять. Переводить драгоценный металл на ломы они себе позволить не могут. Этот инструмент легче и значительно эффективней. Забавно, а ведь в их мире все наоборот. При машинном производстве заточенная с двух сторон железная палка легко вытеснила древнее приспособление, не воспетое ни одним поэтом. Кажется, у Шолохова он встречал упоминание, единственный на его памяти человек искусства, похваливший это достижение человеческой мысли устами своего героя.