Подбежали с опозданием два дюжих громилы-полицейских и, без слов размонтировав сомневающегося манекена, отвинтили ему голову, руки, ноги и забросили в кусты.
Толпа возбужденно ревела. Друзья были потрясены этой сценой суда над манекеном. А Пат с чувством вины пояснил «инспекторам»:
— Не в первый раз такое. Ученые говорят: это в них первородный инстинкт играет!
Эту фразу: «в них первородный инстинкт играет» друзья уже слышали от Пата.
На площади ветер гонял красивые бумажки, похожие на конфетные обертки; их было много, и Юрий поднял одну из них. На бумажке был изображен улыбающийся джентльмен и под ним подпись: «Брен сказал: — Деньги — каждому!» И обозначение номинала — «Один нью-доллар равен ста долларам. Золотом и другими драгоценностями не обеспечивается».
Патрик, увидевший удивление на лице Юрия, пояснил:
— Брен напечатал столько денег, что ими можно оклеить все стены домов в городе. Мы с Массимо называем их — «бренки». На эти деньги ничего купить нельзя. — Пат вытащил из кармана пачку и похвастал: — Во их сколько у меня! Дома полный матрац набит ими! У Массика — тоже!
Друзья весело рассмеялись, подивившись страсти клерков к деньгам, которые ничего не стоили. А Орест спросил:
— Какой смысл таскать в кармане деньги, которые ни на что не годятся?
Пат улыбнулся:
— Пусть на них ничего нельзя купить, но приятно сознавать, что у тебя полный карман денег да еще в матраце зашито.
Дальнейшую дискуссию пришлось отменить, потому что подошли незаметно за разговором к двери президентского кабинета. Она была массивна, обита шкурами леопардов, скорее всего искусственными, и на ней красовалась позолоченная табличка с надписью: «Замри и поклонись! Отсюда правит Добрый Брен!» Возле двери стояла охрана из дюжих молодцов. Они тупо и молча смотрели на пришедших сонными маслянистыми глазами. Пат что-то им сказал, и они с почтением расступились. Потом он нажал в стене невидимую кнопку, и дверь стала сама отворяться с мелодичным приятным звоном. За открывающейся дверью послышалась возня, женский визг. И, когда дверь раскрылась полностью, друзья увидели такую картину: посреди комнаты на подиуме, покрытом мягким пушистым ковром, полулежа на подушках, блаженствовал президент. На его тело был накинут халат. Вокруг него резвились обнаженные манекенки. Рядом стоял стол, уставленный напитками и закусками. Толк в развлечениях Брен знал! И это чувствовалось во всей окружающей его обстановке.
Небрежно повернув голову и запахнувшись в халат, он спросил:
— А, это вы! Что случилось, ребята?
— Вот, — проговорил Пат. — Настоящего поэта вам привел. Он обещал написать оду на ваше награждение.
Брен заинтересованно поднялся и жестом руки удалил голых манекенок. Те спрятались с визгом за портьерой.
Друзья с вниманием разглядывали президента острова манекенов.
Впечатления правителя он не производил. Внешне он был скорее похож на мелкого лавочника, торговца овощами на рынке. За веселой маской расположенности и снисходительности из-под кустистых бровей так и выпирал взгляд пройдохи, мелкого афериста. Кроме того, Брен был навеселе, и по всей его физиономии плавала хмельная улыбка.
— Поэт? Настоящий? — Он соскочил с подиума и, зацепившись за ковер, чуть не упал. — Мне очень нужен поэт! Я буду писать о своем правлении большую толстую книгу. И лучше это сделать в стихах. В стихах о своем правлении еще ни один президент не писал! А я напишу! Ты мне и напишешь, а я поставлю свою подпись. Я хорошо тебе заплачу! У меня денег много! Я — настоящий президент! — И он заискивающе обвел каждого из друзей настырным взглядом, словно насильно вытягивая из них заранее ожидаемый ответ: — Верно: я — настоящий президент? А?
Потянулась неловкая пауза. Пат постарался исправить положение:
— Они… он, — Пат указал на Юрия, — написал целую поэму про ваше самое распрекрасное и необыкновенное президентство! Экстра! Прима! Шедевр! Слушаешь — слезу вышибает! — В подтверждение своих слов Пат потер кулаком глаза, на которых якобы выступили от волнения слезы.
Правители любят лесть, и ложь подобострастия Пата была принята мычанием одобрения президента. Брен засуетился, забегал по кабинету, будто что-то искал. Халат его неприлично распахивался, но он этого не замечал. Потом он подскочил к креслу и крикнул Юрию, приказывая:
— Вставай на стул и читай! Только громче читай! — И он открыл окно, чтобы было слышно и на улице.
Юрий встал на кресло и прочитал свою оду с завыванием, размахиванием руками, как и положено читать поэту при дворе.
Когда Юрий закончил чтение, Брен громко зааплодировал, снова суетливо забегал и, успокоившись, сказал:
— Я теперь тебя отсюда никуда не отпущу! Все пусть уходят, а ты останешься возле меня! Ты будешь утром и вечером читать мне эту оду и сочинять поэму о моем самом лучшем правлении. Мне осталось править два дня, и за эти дни ты должен сочинить всю поэму до самой точки! Ты будешь жить рядом со мной!