Странный порядок вещей

Теперь подумайте вот о чем. Небольшое количество видов беспозвоночных – точнее, всего 2 % от всех видов насекомых – способно на социальные формы поведения, соперничающие по сложности со многими социальными достижениями человека. Знаменитые примеры – муравьи, пчелы, осы и термиты¹⁰. Их генетически заданные и негибкие обычаи обеспечивают выживание группы. Насекомые рационально разделяют труд внутри нее, чтобы справляться с проблемами поиска источников энергии, преобразовывать их в продукты, полезные для жизнедеятельности, и управлять потоком этих продуктов. Они даже меняют количество рабочих, которым поручены конкретные функции, в зависимости от доступности источников энергии. Они совершают выглядящие альтруистическими поступки, когда от них требуется самопожертвование. Сооружают в своих колониях гнезда, удивительным образом спроектированные по законам градостроительной архитектуры и обеспечивающие эффективное убежище, организацию транспортных потоков и даже вентиляцию и удаление отходов, не говоря уже об охране матки. Я бы, пожалуй, не удивился, если бы эти насекомые овладели огнем и изобрели колесо. Их трудолюбие и дисциплина служат вечным укором правительствам наших ведущих демократий, особенно с учетом того, что эти создания обрели сложные формы общественного поведения благодаря своей биологии, а не школам Монтессори или колледжам Лиги плюща. И однако, несмотря на то, что эти удивительные способности появились у них целых 100 млн лет назад, муравьи и пчелы – по отдельности или всей колонией – не скорбят из-за утраты сотоварищей, когда те исчезают, и не задаются вопросами о своем месте во Вселенной. Они не задумываются о своем происхождении, а тем паче о своем будущем. Их с виду ответственное, социально успешное поведение руководствуется не чувством ответственности перед собой или другими и не философическими размышлениями о том, каково это – быть насекомым. Оно направляется тяготением их потребностей в жизненном регулировании; эта “гравитация” воздействует на нервные системы насекомых и порождает определенный репертуар поведения, возникший в ходе многих поколений естественного отбора под контролем тонко настроенных геномов. Члены колонии не столько думают, сколько действуют: зарегистрировав определенную потребность (свою, группы или матки), они не взвешивают на человеческий манер возможные альтернативы действий, а просто удовлетворяют эту потребность. Их репертуар действий ограничен и во многих случаях заключается лишь в одной опции. Общая схема их сложной социальности действительно напоминает человеческие культуры, но это фиксированная схема. Недаром Э. О. Уилсон называет общественных насекомых “роботами”.

Теперь вернемся к людям. Мы, люди, обдумываем альтернативы поведения, скорбим из-за утраты других, желаем что-то сделать в связи с нашими потерями и с максимизацией наших приобретений, задаем вопросы о своем происхождении и судьбе и предлагаем ответы, и наша бурлящая, противоречивая креативность настолько неупорядоченна, что мы часто совсем запутываемся. Нам неизвестно точно, когда люди начали скорбеть, реагировать на утраты и приобретения, размышлять и рассуждать о своем существовании и задавать неудобные вопросы о том, откуда и куда ведет их жизнь. На основании изученных на данный момент артефактов из погребений и пещер достоверно известно, что 50 000 лет назад некоторые из этих процессов уже шли полным ходом, однако 50 000 лет – это всего лишь миг по меркам эволюции, особенно если сравнивать, скажем, несколько десятков тысяч лет истории человечества со ста миллионами лет существования общественных насекомых, не говоря уже о миллиардах лет истории бактерий.

Хотя мы не происходим непосредственно от бактерий или общественных насекомых, я полагаю, что будет поучительно поразмыслить над этими тремя линиями фактов: бактерии, лишенные мозга и разума, защищают свою территорию, воюют и действуют в соответствии с чем-то вроде норм поведения; предприимчивые насекомые создают города, системы управления и работающие экономики; люди изобретают флейты, пишут стихи, верят в Бога, покоряют планету и окружающий космос, борются с болезнями, чтобы облегчить страдания, – но также уничтожают других людей ради собственной выгоды, изобретают интернет, находят способы обратить его в орудие прогресса и катастрофы и, вдобавок ко всему, задают вопросы о бактериях, муравьях, пчелах и самих себе.

Гомеостаз

Как примирить с виду рациональную идею, что чувства послужили причиной разумных культурных решений проблем, обусловленных человеческим бытием, с тем фактом, что бездушные бактерии демонстрируют социально эффективные виды поведения, контуры которого предвосхищают отдельные человеческие культурные реакции? Какая нить связывает эти два набора биологических явлений, возникших с промежутком в миллиарды лет эволюции? Я убежден, что общую почву и нить можно обнаружить в динамике гомеостаза.