Странный сосед

– Видишь ребенка – перейди на другую сторону улицы. – Щелкаю резинкой.

– Что ты делал прошлым вечером?

– Я вам уже сказал: ничего.

– Есть алиби? Кто-то может подтвердить, что ты ничего не делал?

– Конечно. Позвоните Джерри Сейнфилду. Я с ним каждый вечер тут тусуюсь, в семь часов…

– А потом?

– Пошел спать. В мастерской начинают рано.

– Спал один?

– По-моему, я уже ответил.

Она вскидывает бровь.

– Пожалуйста, Эйдан, не испытывай на мне свой шарм. Будешь также держаться с полицией, они точно отправят тебя за решетку.

– Я ничего не сделал!

– Так убеди меня в этом. Поговори со мной. Расскажи, как ты ничего не делаешь, потому что ты прав, Эйдан. Ты – состоящий на учете сексуальный преступник. Ты живешь поблизости от дома, где исчезла женщина. И пока что ты ведешь себя так, словно действительно это сделал.

Облизываю губы. Щелкаю резинкой. Снова облизываю губы. Щелкаю резинкой.

Хочу рассказать о машине, но не рассказываю. Тогда уж от полиции точно не отобьешься. Лучше подождать и воспользоваться этой информацией, когда они потащат меня на допрос и засадят в КПЗ. Вот тогда и можно будет предложить кое-что в обмен на свободу. Еще одно правило криминального мира: никогда не отдавай ничего даром.

– Если б я что-то сделал, – говорю я наконец, – то уж наверняка придумал бы историю получше, вы не думаете?

– Отсутствие алиби – вот твое алиби, – шутливо говорит она.

– Да, вроде того.

Коллин поднимается с дивана, и я облегченно выдыхаю – кажется, пронесло.

Но тут она говорит:

– Прогуляемся?

И мое хорошее настроение мгновенно испаряется.

– Зачем это?

– Приятный вечер. Хочется подышать свежим воздухом.

Ответить нечего, так что мы выходим: она – за шесть футов, в каких-то сумасшедших сапогах на платформе; я – сгорбившись, в джинсах и белой футболке. Хорошо хоть, что резинкой не щелкаю. Запястье распухло и покраснело. Вид, как у самоубийцы. Есть над чем подумать.

Коллин идет вокруг дома, на задний двор, и я вижу, как внимательно она смотрит под ноги. Ищет какие-то окровавленные орудия? Или свежевскопанную землю?

Так и хочется сказать: да пошла бы ты. Разумеется, я молчу. Иду, опустив голову. Не хочу на нее смотреть. Не хочу выдать себя чем-то.

Потом она говорит, что старается ради меня, что пытается мне помочь, хочет меня защитить. А я вдруг с полной ясностью представляю, как сижу на своем дурацком розовом диванчике и пишу:

Дорогая Рэйчел,