Странствие Бальдасара

— Не знаю, вернемся ли мы с этой книгой, но счастье, что мы не поехали с ней.

— И почему же?

— Потому что шевалье, который путешествовал как раз вместе с этой книгой…

Марта улыбнулась, глаза Хатема заискрились смехом, а Хабиб не постеснялся расхохотаться, положив руку на плечо своего брата, который пренебрежительно отстранился и раздраженно ответил, не глядя на меня:

— Наш дядя воображает, что «Сотое Имя» — чудотворная реликвия. Мне так и не удалось объяснить ему, что своего обладателя может спасти не сам предмет, а скрытое внутри него слово. Книга, которой владел Идрис, была только копией копии. А мы сами, для чего мы приехали в этот город? Чтобы взять книгу у шевалье, если он позволит, и снять с нее копию! Ведь мы ищем не сам предмет, а спрятанное слово.

— Какое слово? — спросила Марта невинным голосом.

— Имя Бога.

— Ты хочешь сказать «Аллаха»?

Чтобы ответить ей, Бумех заговорил своим самым ученым, самым назидательным тоном:

— Аллах всего лишь сочетание слов «аль-илах», что значит просто «Бог». Это даже не имя, а только обозначение. Как если бы ты сказала «султан». Но у султана тоже есть имя, его зовут «Мухаммед», «Мурад», «Ибрагим» или «Осман». Папа, которого мы зовем Святым Отцом, тоже имеет собственное имя.

— Потому что папы и султаны умирают, — сказал я, — и меняются. Если бы они не умирали, если бы всегда оставались одни и те же, нам не было бы нужды называть их по имени или обозначать цифрой, достаточно было бы сказать «Папа», «Султан».

— Ты не прав. Так как Бог не умирает и его никогда не сменит другой, нам не нужно называть его иначе. Но это не означает, что у него нет другого имени, личного. Он не доверит его всем смертным, а только тому, кто заслуживает знать это имя. Вот те и есть истинные Избранные, и им довольно произнести божественное имя, чтобы избегнуть любой погибели и отвратить любое бедствие. Вы возразите мне, что если Бог открывает свое имя только тем, кого Он избрал, значит, для обладания подобной привилегией недостаточно иметь книгу Мазандарани. Конечно. Несчастный Идрис всю жизнь владел этой книгой, и, возможно, так ничего и не узнал об этом. Чтобы заслужить знание высшего имени, нужно принести доказательства исключительной набожности или несравненной мудрости, или же обнаружить какое-то другое качество, отличающее этого человека от остальных смертных. Но случается и так, что Бог дарит свою любовь тому, кого ничто, по видимости, не выделяет из других. Он посылает ему знаки, доверяет свои заветы, открывает ему тайны и превращает его пресную жизнь в служение, память о котором остается в веках. Не стоит спрашивать себя, почему был избран этот, а не другой; Тот, кто единым взглядом объемлет прошлое и грядущее, принимает во внимание лишь наши сегодняшние поступки.

Не считает ли себя мой племянник и в самом деле избранником Небес? Пока он говорил, у меня возникло именно такое чувство. По его совсем еще детскому, покрытому светлым пушком лицу словно пробежала какая-то дрожь, которая меня обеспокоила. Настанет день, когда я должен буду вернуть этого мальчика его матери, но удастся ли мне сделать это или же он снова потянет меня в дорогу, как тянул нас всех до сих пор?

Нет, не всех! То, что я только что написал, — неправда! Марта поехала, потому что у нее были свои причины, Хабиб — движимый духом рыцарства или волокитства, Хатем просто последовал за своим хозяином в Константинополь, как он следовал за мною повсюду. Один я уступил настояниям Бумеха, а ведь мне надлежало остановить его. Я снисходительно слушал его даже тогда, когда понимал, что его разум есть неразумие, а его вера не благочестива.

Быть может, мне стоило обходиться с ним по-другому. Противоречить ему, прерывать его, высмеивать, словом, вести себя с ним как положено дяде с юным племянником, вместо того, чтобы проявлять столько уважения к его личности, к его познаниям. Правда в том, что я испытываю некоторую робость рядом с ним и даже какой-то страх, который должен преодолеть.

Будь он посланцем Небес или вестником Сумерек, он все еще мой племянник, и я заставлю его поступать, как положено племяннику!

5 ноября.

Я отправился во дворец султана вместе с Мартой, по ее просьбе. И я тотчас ушел оттуда по просьбе своего приказчика, который считал, что мое присутствие сделает задачу более тяжкой. Я облачился в свою лучшую одежду, чтобы вызвать к себе уважение, а добился только того, что привлек к нам завистливые и жадные взгляды.

Мы вступили в первый двор при дворце вместе с сотней других просителей — таких молчаливых, будто они вошли в молитвенный дом. Эту тишину рождал ужас, внушенный близостью того, кто властен здесь над каждым в жизни и смерти. Никогда раньше не приходилось мне бывать в подобном месте, и я поспешил удалиться от этой толпы людей, которые строили козни тихим шепотом и которые двигались по двору, взрывая песок и источая тоску и страх.